Чужие ветры. Копье черного принца

Прозоровский Лев Владимирович

— Что ж, спасибо и на том!

Через несколько минут «Орел» уже отошел от «Агнессы», провожаемый дружескими возгласами шведов. Впереди команды, у самого борта, стоял Якоб-Иоганн Эриксон и размахивал своей поношенной капитанской фуражкой английского образца. Ветер ворошил седые пряди на непокрытой голове моряка.

Лихтер, оставленный буксиром «Орел», благополучно перенес ночную непогоду и теперь, покачиваясь, лежал на мягких волнах, сравнительно недалеко от того места, где был оставлен. Как уже было сказано выше, штормовая полоса захватила суда в районе, где течение шло навстречу ветру. Это столкновение воды и ветра оказалось для лихтера очень выгодным.

Над морем встало

прозрачное утро, какое часто бывает после шторма. Горизонт отодвинулся дальше, и морякам «Орла», соскучившимся по своим друзьям с лихтера и втайне беспокоившимся за их судьбу, теперь казалось, что берега родины придвинулись ближе, что еще несколько часов хода и они войдут в родной порт. Но на самом деле до родного порта было еще далеко.

«Орел» подошел к лихтеру вплотную. Принял буксирный конец. В ответ на вопросы о том, как прошла ночь, боцман с «Орла» крикнул деловито:

— Все в порядке! Спасли иностранца! [12]

И вот уже оба советских судна легли на прежний курс, на родину. Среди моряков только и было разговоров, что о ночном событии. А Крейшманис и Арутюнов сидели в капитанской каюте и мучительно думали: что делать?

— Не было печали — черти накачали! — взорвался Крейшманис.

— Как тебе не стыдно, дорогой! — успокаивал Арутюнов.

— А вдруг он наврал?

— Нет, мне кажется почему-то, что не мог он наврать!

12

Несмотря на кажущуюся неправдоподобность описываемого эпизода, в основу его положен случай, имевший место в действительности. Летом 1949 года буксир Латвийского пароходства «Прометей», шедший с лихтером «Вента» из Польши в Ригу, в пути принял сигнал бедствия. Оставив лихтер дрейфовать в море, буксир пошел на спасение судна, спас его, вернулся и нашел лихтер почти на том же самом месте, где его оставил.

В этом спасении особо отличился боцман буксира «Прометей» Янис Дышлер, впоследствии награжденный орденом Ленина. (Прим. авт.)

— И я тоже так думаю, — в конце концов согласился Крейшманис. — Зачем ему? В игрушки играть, что ли?

— Значит, все, что он сказал, — правда.

— Вероятно… И об этом надо немедленно сообщить домой… Но как? Открытым текстом по радио — нельзя… Откуда мы знаем, какими средствами обладает тот, кто едет к нам, и те, кто стоят за его спиной… Перехватят радиограмму, примут меры, и все пошло насмарку.

— Ты прав. Наша радиограмма должна быть зашифрованной. — подтвердил Арутюнов. — Что бы такое придумать?

Моряки погрузились в размышления. За иллюминатором тихо плескались волны. Арутюнов рисовал на бумаге маленьких тонконогих человечков и напевал:

В море я уплыл далеко,Чтобы тебя там найти…

Крейшманис искоса бросал порой на помощника отсутствующие взгляды. И вдруг медленно, словно сам себе не веря, сказал:

— Нико, мне кажется, я нашел.

— Что нашел? Сулико нашел? — пошутил Арутюнов.

— Выход нашел! У тебя в пароходстве на радиостанции вроде дружок есть?

— Есть! Старший оператор Птицын… Фронтовой товарищ… А что?

— А вот что. — Крейшманис потянул к себе листок бумажки, на котором были нарисованы тонконогие человечки, взял из рук Арутюнова карандаш, написал что-то и протянул листок помощнику. Тот быстро пробежал взглядом строчки. Потом поднял на капитана выпуклые черные глаза и загудел восторженно:

— Послушай, дорогой! Ведь это же очень здорово,

а?

Глава шестая

В пятиэтажном здании Управления пароходства стояла утренняя тишина. В нижнем этаже, в комнатах матросского резерва, раскинув мощные тела на узких и жестких койках, богатырски храпели «бичи» [13] — матросы, по тем или иным причинам застрявшие на берегу, отчего и получили свое «хлесткое» прозвище. Боцман резерва сидел в проходной и рассказывал старому усатому вахтеру морские небылицы, в просторечии именуемые «травлей», временами проверяя по часам, много ли осталось до подъема.

13

Бич — по-английски берег. (Прим. авт.)

Тихо было и на самом верхнем этаже этого здания, где помещался радиоцентр пароходства. Здесь в этот час находились двое: начальник смены Серафим Васильевич Капралов, пожилой морской радист, в очках и с редким венчиком волос вокруг младенчески-розовой лысины; второй была дежурная радистка-оператор Аня Петровская, худенькая, очень подвижная блондиночка. Впрочем, всегда ли была она блондинкой, можно было узнать в парикмахерской «Торгмортранса» за углом.

Начальник смены читал пухлую растрепанную книжицу, судя по иллюстрациям — описание какой-то большой морской баталии. Аня Петровская читать не любила. Она сидела спиной к начальнику у радиоаппарата и в маленьком зеркальце сосредоточенно изучала классические, как ей казалось, линии своего действительно миловидного личика.

Но вот начальник смены отложил книгу, глянул на циферблат ручных часов, поднес их к уху, сверил с показаниями стенных часов, висевших над головой, и, придав лицу торжественное выражение, надтреснутым голосом отдал приказ по смене:

— Анечка, дорогуша! Уже без трех шесть! Приготовься к приему.

— Ладно, давно готова, — бойко ответила радистка, быстрым привычным движением захлопнув пудреницу и положив ее рядом с аппаратом. Тем временем начальник со вздохом сожаления запер в стол батальную книжицу, потом, поднявшись, повернулся к стене, сплошь заклеенной различными инструкциями, списками и правилами, отыскал взглядом среди многих бумажек одну, прочитал ее про себя и повторил вслух:

— Сегодня по графику первым работает «Орел».

— Знаю, знаю, — отозвалась радистка, вращая рукояти аппарата. — Я его уж и так вызываю…

…С катушки аппарата быстрой молочной струйкой бежала бумажная лента. Пропуская ее через пальцы, Аня мысленно превращала в слова мелькавшие на ленте бесконечные точки и тире. Лицо девушки в эти минуты было сосредоточенным и серьезным. Парикмахер из «Торгмортранса» с уважением и трепетом снял бы теперь шляпу перед своей клиенткой. Время от времени, опустив ленту, Аня записывала прочитанное в журнал радиограмм и опять продолжала прием.

Но вот девушка удивленно подняла брови. В служебном сообщении с «Орла» было что-то такое, что поразило ее. Дождавшись конца фразы, Аня переключила аппарат и сама начала вызывать «Орел». Затем, как птичка, склонила голову набок, словно прислушиваясь к звукам из эфира, снова переключила аппарат и недоуменно пожала плечами.

— Серафим Васильевич!

— Что случилось? — спросил начальник смены и, не дождавшись ответа, направился к Ане. Он знал, что ничего страшного случиться не могло: Аня была одной из лучших радисток, в соревновании операторов трех пароходств она в прошлом году заняла первое место. Но лучшая радистка была чем-то взволнована — это ясно отражалось на ее лице.