Чужие ветры. Копье черного принца

Прозоровский Лев Владимирович

— Лейтенант Лаймон Грива. Выпускник школы. В органы госбезопасности пришел по комсомольской путевке.

И заметив, что лейтенант продолжает переступать с ноги на ногу, добавил, уже улыбаясь:

— Возьми этого скакуна в шоры… Молод и горяч — может дров наломать!

Из всей сложной и многогранной деятельности советского разведчика Лаймон Грива больше всего любил ее оперативную часть, то есть все, что было связано непосредственно с преступлением: засады, преследования, обыски… В отличие от опытного Андрея, он еще не видел прелести в размышлении над фактами, не имеющими, казалось бы, прямого отношения к делу; не умел, да и не хотел, заниматься анализом ходов, сделанных в процессе следствия. Это ограничивало ценность Лаймона как работника.

Но ведь он был еще так молод!

Свойственные молодости порывистость и горячность привлекали Андрея: казалось, его собственная юность разведчика воскресает в этом смелом и быстром парне.

Сегодня Лаймон, по приказу своего начальника, облачился в поношенную робу грузчика. Лейтенанту предстояло выполнять специальное задание.

Обмениваясь короткими фразами, оба направились к зданию управления портового района. На первых порах здешний шум оглушил их. Но встречавшиеся им портовики в синих кителях и морских фуражках с серебряным «крабом» (в отличие от моряков, у которых «краб» был золотым), как видно, чувствовали себя в этом шуме и толкотне легко и свободно. Глядя на них, уверенней почувствовал себя и Андрей. Рядом с огромными кранами, по соседству с трехпалубными океанскими судами, невысокий майор казался совсем крохотным. Сдвинув на затылок легкую серую кепку и распахнув плащ, он шел рядом с Лаймоном своей обычной широкой походкой, которая мало вязалась с его небольшим ростом, но Андрею казалось, что она придает ему мужественность.

Первым, кого они встретили в конторе района, был лейтенант-пограничник из контрольно-пропускного пункта. Лейтенанта еще накануне предупредили насчет греческого парохода.

— Ну, что «Гелиополис»? — протягивая руку, коротко спросил Андрей.

— Подошел, товарищ майор. Только что вернулась комиссия. «Стрела» и «Ветер» пошли тянуть «грека» к причалам. («Стрела» и «Ветер» были портовыми буксирами, подтаскивавшими океанские суда от аванпорта к месту разгрузки.)

— Люди все на местах?

— Так точно, товарищ майор!

— Вот познакомьтесь… Лейтенант Грива, мой помощник! Включите его в бригаду грузчиков… Скажите бригадиру, чтобы поставил в трюм…

— Будет сделано, товарищ майор! — Все это время вежливый, подтянутый, даже несколько щеголеватый пограничник обращался только к Андрею. Когда тот сказал: «Познакомьтесь» и представил Лаймона, то познакомиться было нельзя — Андрей продолжал говорить. Теперь же, когда он замолчал, лейтенант повернулся к Лаймону и приложил пальцы к козырьку.

— Лейтенант Сергеев!

Лаймон хотел было сделать то же, но в последнюю секунду вспомнил, что на нем брезентовая роба, а на голове — старый фетровый колпак, который носят грузчики, чтобы предохранить голову от пыли; смутился, слепка покраснел, но тут же выправился и рывком протянул лейтенанту руку:

— Лаймон… Лаймон Грива!

— Где члены комиссии? — спросил тем временем Андрей.

— В следующей комнате, — кивнул пограничник.

— Ну, вы пока идите в бригаду, — сказал Андрей, а сам пошел в следующую комнату — кабинет начальника района. Начальник, бритоголовый человек с мученическим выражением лица и оттопыренными ушами, сидел за столом и разговаривал по внутреннему телефону. Возле него, ожидая конца разговора, стояли трое: два офицера-пограничника и таможенный инспектор в белом морском кителе с золотым шитьем, изображавшим переплетенные жезлы Меркурия на левом рукаве.

Андрей потянул таможенника за рукав, кивнул головой, давая знак отойти в сторону, затем спросил шепотом, чтоб не мешать начальнику района, разговаривавшему по телефону:

— Ну, что на «греке»?

— У меня все в порядке, — любезно и вместе с тем подчеркнуто ответил инспектор, толстый здоровяк средних лет, с широкими пятнами румянца на щеках и рыжеватыми бровями щеточкой. Он, как и пограничник Сергеев, не удивился заданному вопросу, потому что тоже накануне был поставлен в известность о прибытии судна, представляющего интерес для органов госбезопасности.

Разница была только в том, что лейтенант-пограничник знал: на судне может быть шпион, который будет стремиться сойти на берег. А таможенный инспектор этого не знал. Ему было поручено обратить особое внимание на то, нет ли на борту «Гелиополиса» груза, по форме и упаковке вызывающего подозрение. Если бы такой груз оказался, инспектор должен был сообщить об этом Александрову. Но такого груза не оказалось, «грек» вез оливковое масло в стандартных бочках, и таможенник доложил обо всем майору с тайным удовольствием, словно радуясь: «За остальных я поручиться не могу, а у меня — все в порядке».

Начальник района, у которого мученическое выражение не сходило с лица ни на минуту, продолжал говорить по телефону на каком-то странном языке, в котором встречались выражения: «меня зарезали планом», «вариант борт-вагон», «порто-франко» и другие вроде этих. Однако этот разговор не вызывал никакого удивления у присутствующих. Всем эти странные фразы были хорошо знакомы. Таможенный инспектор со скучающим видом шепнул Андрею:

— Пошли на двенадцатый причал. «Грек» уже наверно там.

Андрей тихо, чтобы не помешать телефонному разговору, выскользнул из кабинета. Таможенник легко, несмотря на свою толщину, проскочил за ним. Вскоре оба, окунувшись в портовый шум и гам, уже спешили по асфальтированным дорожкам, перепрыгивая через рельсы, одних людей обгоняли, с другими встречались, с третьими некоторое время шагали рядом. Так они подошли к двенадцатому причалу. Туда уже подали портальный кран. Таможенник увидел какого-то знакомого, извинился перед Андреем и исчез. Андрей шагнул под фермы крана и вышел к самому краю причала.

Было свежее майское утро. Солнце встало за спиной Андрея и косыми золотыми лучами осветило широкую водную полосу, лежащую перед ним. Над водой еще стелился туман. Он был розовым. И в этом; золотисто-розовом мареве, от моря к причалу, за двумя крохотными пузатыми буксирами, двигалось тяжелое, низко сидящее судно. Это был «Гелиополис».

На бровку придала вышла бригада грузчиков. Стивидор, старший на разгрузке, давал бригаде последние указания. Андрей заметил, что Лаймон уже «свой», — стоит, весело переговариваясь с ребятами, облаченными в такие же, как и у него, брезентовые робы.

Андрей подошел ближе и услышал, что грузчики, ворча, перебрасывались между собой фразами, в которых часто упоминалось слово «комиссия».

— Если бы не задержала комиссия, на целый час раньше бы начали обработку, — сплюнув, сказал высокий смуглый парень. — И зачем столько торчать на борту!

Прежде чем судно станет к причалу, на его борт поднимается комиссия, состоящая из представителей погранохраны, таможни и санитарного надзора. Функции погранохраны и таможни общеизвестны. Но для чего существует санитарный контроль? Нужен ли он? Оказывается, очень нужен. В конце прошлого века в порт Сан-Франциско на пароходе приехала группа переселенцев-рабочих. Портовый врач, хронически не выходивший из состояния, попросту называемого «под шефе», осматривая переселенцев, заметил на лбу у одного из них бугор, покрытый налетом, напоминающим пудру. Врач дал пассажиру щелчок по лбу и отправился допивать очередную порцию искрометного. Через год в Сан-Франциско было зарегистрировано четырнадцать случаев проказы.

Скромный труд работников советского портового санитарного контроля проходит в тиши; о них не пишут в газетах, им не посвящают радиопередач, драматурги не тратят на них бессонных ночей. А между тем это они, работники саннадзора, во время второй мировой войны установили, что семена, присланные нашими союзниками в один из северных советских портов, заражены клопом-черепашкой; это они следят за тем, чтобы в нашу страну не попало ни одного клубня картофеля, зараженного картофельным раком, ни одного животного, страдающего болезнью, способной вызвать эпизоотию, ничего такого, что могло бы нанести вред растительному или животному миру нашей страны.