Чужими голосами. Память о крестьянских восстаниях эпохи Гражданской войны
Шрифт:
Посвящается памяти Т. Шанина. С надеждой на то, что настанет время, когда гражданские и прочие войны, а также массовые убийства станут исключительно достоянием прошлого
ВВЕДЕНИЕ 1
Кравченко А. В., Ломакин Н. А.
Тема крестьянских выступлений периода Гражданской войны 2 не нуждается в представлении широкому читателю. В последние 30 лет вышло множество первоклассных трудов, посвященных ей, – монографий 3 , сборников статей и документов, изданий источников 4 . Благодаря работе исследователей этот еще недавно полускрытый и плохо осознаваемый пласт истории становится все более изученным. Географический ареал, история отдельных выступлений, социальный состав участников восстаний, их лозунги, отношения внутри народных армий и дружин, действия красноармейцев против восставших – все это постепенно обретает более отчетливые черты. Важную роль в этом играет проделанная за эти десятилетия огромная работа в архивах, наконец открытых исследователям, и публикация источников.
1
Работа над этой коллективной монографией
2
Здесь и далее мы пишем «Гражданская война» с заглавной буквы, подчеркивая таким образом, что речь идет о событиях определенной гражданской войны – являющейся следствием распада Российской империи.
3
Например: Осипова Т. В. Российское крестьянство в революции и гражданской войне. М., 2001; Алешкин П. Ф. Крестьянское движение в Тамбовской губернии в 1920–1921 годах: истоки, основные этапы, формы социально-политического протеста. М.: Голос-Пресс; Кондрашин В. В. Крестьянское движение в Поволжье 1918–1922. М.: Янус-К, 2001; Телицын В. Л. «Бессмысленный и беспощадный»?.. Феномен крестьянского бунтарства 1917–1921 годов. М., 2003; Климин И. И. Российское крестьянство в годы гражданской войны (1917–1921). СПб., 2004; Landis E. C. Bandits and partisans: the Antonov movement in the Russian Civil War. Pittsburgh, PA: University of Pittsburgh Press, 2008; Соколов К. Пламя над Волгой. Крестьянские восстания и выступления в Тверской губернии в конце 1917 – 1922 гг. М., 2017; Борисов Д. А. Колесниковщина. Антикоммунистическое восстание воронежского крестьянства в 1920–1921 гг. М., 2018; Посадский А. В. Зеленое движение в Гражданской войне в России. Крестьянский фронт между красными и белыми. 1918–1922 гг. М., 2018.
4
Например: Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. 1918–1939. Документы и материалы. Т. 1. 1918–1922 / Под ред. А. Береловича, В. Данилова. М., 1998; За советы без коммунистов: Крестьянское восстание в Тюменской губернии. 1921. Сборник документов / Сост. В. И. Шишкин. Новосибирск, 2000; Сибирская Вандея. Документы: В 2 т. / Сост. В. И. Шишкин. М., 2000–2001; Крестьянское движение в Поволжье. 1919–1922: Документы и материалы / Под ред. В. Данилова, Т. Шанина. М., 2002; Крестьянское движение в Саратовскои губернии: Сб. док-тов и мат-лов / Авт.-сост. А. Рыбков. Саратов, 2003; Крестьянское движение в Тамбовскои губернии (1917–1918): Документы и материалы / Под ред. В. Данилова, Т. Шанина. М.: РОССПЭН, 2003; Нестор Махно. Крестьянское движение на Украине в 1919–1921 гг.: документы и материалы / Под ред. В. Данилова, Т. Шанина. М., 2007; «Антоновщина»: Крестьянское восстание в Тамбовской губернии в 1920–1921 гг. Тамбов, 2007; История сталинизма: крестьянство и власть. Материалы международной научной конференции (Екатеринбург, 29 сентября – 2 октября 2010 г.). М.: РОССПЭН, 2011; Крестьянский фронт 1918–1922. Сборник статей и материалов / Сост. А. В. Посадский. М., 2014; Тамбовское восстание 1920–1921 гг.: исследования, документы, воспоминания / Сост. и науч. ред. А. В. Посадский. М., 2018; Крестьянские протесты в Сибири в годы революции и Гражданской войны. Коллективная монография / Под ред. И. В. Курышева. Ишим: ИПИ им. П. П. Ершова (филиал) ТюмГУ, 2018.
Особенность нашей коллективной монографии в том, что ее авторы изучают не историю восстаний как таковых, а тот след, который эта история оставила в памяти разных поколений: как о них вспоминали сразу после завершения, спустя десятилетия, спустя столетие. Авторов интересуют не боевые столкновения между повстанцами и их противниками, не социальные предпосылки выступлений или их характер, а памятники, художественные и краеведческие сочинения, публикации в прессе и то, как люди вспоминают и забывают о событиях Гражданской войны и восстаний.
В разговоре о памяти мы опираемся на теоретические представления А. Ассман, которая выделяет три измерения памяти: нейронное, социальное и культурное 5 . В рамках настоящего издания в фокусе внимания оказываются последние два: социальная и культурная память. По А. Ассман, ключевым носителем социальной памяти является социальная коммуникация, а культурной памяти – символические медиаторы. Социальная коммуникация – передача памяти «из уст в уста» – может, например, оставлять следы в виде зафиксированных интервью, писем, дневников, в которых люди размышляют о прошлом. Символические медиаторы – это произведения литературы и публицистики, кинофильмы, мемориалы и пр. Также может идти речь о «коллективной памяти», под которой понимается «формат памяти, связанный с сильными императивами лояльности и крайне унифицирующей „Мы“-идентичностью» 6 . Используемый авторами книги термин «историческая память» не связан с методологией А. Ассман. Однако мы сочли возможным использовать его в значении совокупности разных форм памяти о хронологически отдаленных событиях.
5
Ассман А. Длинная тень прошлого: мемориальная культура и историческая политика. М.: Новое литературное обозрение, 2014. С. 29–34.
6
Ассман А. Длинная тень прошлого. С. 33.
А. Ассман считает, что передача информации через социальную коммуникацию может осуществляться в пределах трех или четырех поколений (то есть 80–100 лет) 7 , а культурная память не имеет ограничения по времени. Это, впрочем, не означает, что с годами происходит только однонаправленный переход от памяти социальной к памяти культурной. Культурная память через производимые ею символические медиаторы влияет на социальную. Известные произведения литературы, кино, живописи, монументы могут служить отправной точкой социальной коммуникации и тем самым расширять горизонт социальной памяти.
7
Там же. С. 25.
В обыденной жизни память сталкивается с огромным количеством ограничений и предписаний о том, как вспоминать можно, а как – нельзя или не подобает. Такие ограничения распространяются и на социальную, и на культурную память, хотя механизм их работы различается. Обративший внимание на влияние подобных ограничений на память М. Хальбвакс предложил называть их социальными рамками памяти 8 . Динамика изменения рамок памяти в СССР и постсоветской России – одна из ключевых проблем для авторов этой книги.
8
См.: Хальбвакс М. Социальные рамки памяти. М.: Новое издательство, 2007.
Авторы глав книги также обращаются к таким категориям, как «поминовение», «памятование» и «коммеморация». Под поминовением и коммеморацией подразумевается набор практик (ритуалов, традиций), направленных на воссоздание связи между настоящим и прошлым. Памятование же понимается нами как более широкая категория, включающая не только регулярные практики, но и ситуативное воспроизводство памяти в любых формах.
Еще одной важной для нас категорией является забвение. Памятование и забвение мы понимаем не как противоположные, а как взаимодополняющие
Коллективная монография «Чужими голосами» сосредоточена прежде всего на памяти о событиях двух масштабных крестьянских восстаний: Тамбовского (1920–1921) и Западно-Сибирского (1921–1922) 9 . Произошедшие почти одновременно, эти восстания являются частью гораздо более широкого как географически, так и хронологически процесса вооруженных выступлений крестьян. Границы и характер этого процесса можно описывать по-разному, следуя, например, за выдвинутой В. П. Даниловым и поддержанной Т. Шаниным концепцией «крестьянской революции» 10 1902–1922 годов или апеллировать к идее «великой крестьянской войны» 11 , позднее предложенной А. Грациози. В то время как фактическая история обоих восстаний представляется сейчас уже довольно хорошо изученной, современная и советская память о них лишь в последнее время становится объектом исследований 12 .
9
Нередко Западно-Сибирское восстание также называют Ишимским, но в сборнике мы предпочли использовать именно первое название – прежде всего из-за полицентризма выступления (район Ишима был важным, но не единственным центром этого повстанческого движения). Тамбовское восстание нередко также называют Антоновским восстанием или антоновщиной. В обоих случаях стоит иметь в виду, что границы выступлений не совпадали как с прежними, так и с нынешними административными единицами (губернии, области и т. п.).
10
В. П. Данилов и Т. Шанин говорили о крестьянском движении как глубинной основе революционных потрясений, происходивших в России в первые десятилетия XX века. Завершением крестьянской революции становился период начала 1920-х годов, когда советская власть была вынуждена пойти на заметные уступки крестьянству в рамках НЭПа. Коллективизация же по сталинской модели рассматривается ими как форма контрреволюции (Данилов В. П. Крестьянская революция в России. 1902–1922 гг. // Крестьяне и власть: Материалы конференции. М.; Тамбов, 1996. С. 4–23).
11
А. Грациози предлагала рассматривать «великую крестьянскую войну» как процесс борьбы формирующегося большевистского режима с крестьянством. Эта борьба становилась одновременно следствием и причиной значительного социального регресса, происходившего в это время в обществе (Грациози А. Великая крестьянская война в СССР. Большевики и крестьяне. 1917–1933. М.: РОССПЭН, 2001).
12
Головашина О. В. «В борьбе обретешь ты память свою»: Антоновщина в представлениях современных тамбовчан // Диалог со временем. 2020. Вып. 70; Кравченко А. В., Ломакин Н. А., Склез В. М., Соколова А. Д. Парадоксы темпоральности: память о крестьянских восстаниях 100 лет спустя // Сибирские исторические исследования. 2020. № 1. C. 144–165; Кравченко А. В. «А потом забылося»: предпосылки забвения локальных событий Гражданской войны в с. Красново // Шаги. 2021. Т. 7. № 1. С. 99–116. Нельзя не упомянуть также две важные статьи, касающиеся изучения соответственно памяти крестьянства о событиях первой трети XX века и новеллизации Гражданской войны в крестьянских устных нарративах. А именно: Щеглова Т. К. Деревня и крестьянство Алтайского края в XX веке. Устная история. Барнаул: БГПУ, 2008; Кознова И. Е. Сталинская эпоха в памяти крестьянства России. М.: РОССПЭН, 2016; Виноградский В. Г. Крестьяне и Гражданская война: дискурс новеллистики // Крестьяноведение. 2017. Т. 2. № 4. С. 70–85.
Фокус на этих двух восстаниях – одинаково знаковых для начала 1920-х и столь по-разному вспоминаемых в начале XXI века – сборник унаследовал от проекта «После бунта: память о Тамбовском и Западно-Сибирском восстаниях» 13 , в котором участвовала заметная часть авторов книги, которую вы сейчас читаете. В рамках проекта в 2018 году исследователи собрали корпус из около двух сотен интервью в Тамбовской и Тюменской областях, была проведена фотофиксация многих сельских памятников, изучена местная периодика, собрана библиография краеведческой литературы. Респондентами были современные жители городов и деревень разного возраста – от 20 до 100 лет 14 . В большинстве случаев исследователи брали интервью у людей, которые в силу работы, увлечений или социального статуса (старожилы, хранители памяти) могли сказать что-то определенное о событиях восстаний или традиции поминовения 15 .
13
Поддержан грантом № 17-2-012905 Фонда президентских грантов для НКО.
14
В книге цитаты из интервью оформлены следующим образом: инициалы респондента, пол, возраст на момент взятия интервью, место проведения интервью, дата проведения интервью, имя и фамилия интервьюера. Если интервьюером является автор главы, его данные не указываются. Например: А. А., ж., 71 год, г. Ялуторовск Тюменской области, 01.01.2018 [интервьюер И. И. Иванов]; В. В., м., 25 лет, г. Тамбов, 02.02.2018.
При расшифровке интервью тексты в целом ориентированы на литературные нормы русского письменного языка, но с сохранением некоторых наиболее ярких особенностей устной речи. Расшифровки интервью не всегда повторяют дословно (до междометий и запинаний) речь респондента, однако наиболее яркие особенности устной речи респондентов в ней отражены.
15
Часть интервью была размещена на сайте проекта: warandpeasant.ru (последнее обращение 25.03.2021).
При анализе материалов, собранных в рамках этого проекта, и родилась идея настоящего издания. Основной акцент на памяти о событиях крестьянских восстаний именно в Западной Сибири и Тамбовской губернии был сохранен, но для задания более широкого контекста нам показалось уместным включить в книгу и главы, исследующие память о схожих по многим параметрам выступлениях (семеновцев в трансграничных регионах, Казымском восстании), а также уделить внимание общим тенденциям формирования мемориальной культуры. Несколько иной фактический материал и исследовательская оптика этих глав позволяют прояснить многие процессы, которые характерны для памяти о крестьянских восстаниях. Кроме того, благодаря этим главам память о восстаниях встраивается в более широкий контекст культурной политики и политики памяти.
Для исследователя памяти крестьянские восстания представляют весьма необычный материал. Коротко говоря, в условиях устанавливающегося советского строя уже в начале 1920-х и социальная коммуникация, и культурная память отражали односторонний и очень специфический образ восстаний – образ, заданный победившей в Гражданской войне стороной и активно внедряемый через разнообразные государственные и партийные институты. Этот образ – представления восстаний как кулацко-эсеровских мятежей – был в большей степени продуктом внутренней эволюции большевистской идеологии, чем результатом консенсуса среди жителей регионов, где происходили события. Формирование именно таких рамок и особенностей памяти о восстаниях – результат действия нескольких факторов.