Чужое небо
Шрифт:
– Капитан, - на помощь проигрывающим волевой поединок подчиненным подоспел Т’Чалла, и в какой-то момент Стив испугался возникшего у него едва ли не впервые желания выплеснуть накопившиеся эмоции хорошим апперкотом. Для разнообразия, не в тренажерном зале и даже не с грушей в качестве противника. – Уверяю, ваш друг знает, на что идет.
– Я верил вам. Я верил, что наследуемая веками честь Пантеры достойна доверия!
Т‘Чалла стоически выдержал все нападки, после чего молча передал Стиву послание. Не письмо даже – простой лист белой бумаги, сложенный
«Прости, - имея возможность придерживать лист левой рукой, Баки писал ровно и разборчиво, хотя почерк Стив узнавал с трудом – слишком изменился.
– Я знаю, в каком свете ты все это увидел. Знаю, как в один момент для тебя все перевернулось. Должно было перевернуться… Я мудак, Стив, это я знаю тоже, не трудись над определениями, у тебя особо красочные всегда со скрипом выходили. «Не выражайся» и все такое прочее… Я знаю, что не имею никакого права о чем-то тебя просить, но… набраться наглости ведь могу, верно? Пожалуйста, Стиви, - Роджерс больно споткнулся о собственное же имя, подавившись воздухом на вдохе, - пожалуйста, не смотри на это. Прошу тебя, уйди из зала».
Задетый за живое и от этого разъяренный до абсолютного предела хваленой выдержки, капитан смял бумагу в плотный комок и уже почти ударил сжатым добела кулаком в ближайшую стену, но в последний момент остановился. Костяшки замерли в дюйме от преграды, из горла вырвался тяжелый выдох, больше напоминающий задавленный всхлип.
Уверенным шагом, в упор не замечая ничего и никого на пути, Роджерс вернулся в зал и занял кресло в ближнем ряду.
– Занимательный фильмец наметился. Двухмерный и черно-белый, как в старом добром 45-ом? Моя технология, на заметку тем, кто нагло у меня ее спер, позволяет кое-что покруче. 5D и объемную проекцию с эффектом реального присутствия. Вы знали, Ваша честь, господа присяжные? Не свое зажмодили, дилетанты.
Стив с удовольствием съездил бы Тони по лицу, с еще большим удовольствием он подставился бы под ответный удар, чтобы объединенными усилиями они разнесли здесь все к чертовой матери, но… он этого не сделал. И не сделает. Он дал себе слово.
– Технология проецирует мысли, которые подаются на ее интерфейс, она не отличает настоящие от ложных, проглотит и переварит все, чем ее накормят. Если Барнс нафантазирует розовых пони или белых медведей, гуляющих по Красной площади, то будут нам пони и медведи, и ни грамма освободительной правды, на которую так уповает глубокоуважаемый суд.
– В целях чистоты следственного эксперимента и невозможности мистера Барнса выдать ложные воспоминания за истинные, во время процедуры ему будет вводиться комбинация препаратов, подавляющих волю. Это для простоты определения. С более подробным описанием действия медикаментов на его ЦНС вас ознакомит прилагающийся к делу медицинский отчет.
– Да… Кажется, там было что-то про лошадиную дозу нейролептиков, но, чтоб вы знали, мне этот отмороженный все еще нужен живым. Пускающий слюни овощ я Роджерсу оставлю, чтоб на пенсии не маялся со скуки…
– Мистер Старк, вы нарушаете…
Нарушали поголовно все, и всем
Стив не поднимал на происходящее глаз до тех пор, пока все не утихло. Совсем и совершенно. В воцарившейся гробовой тишине был слышен только ритмичный писк кардиографов.
Баки, надежно фиксированный по рукам и ногам, сидел в кресле. Он был раздет до рубашки, ее правый рукав был закатан выше локтя, обнажая живую руку, к сгибу которой крепился катетер. С ним соединялась прозрачная трубка, идущая к тому самому пакету с содержимым, во стократ худшим, чем «техасский коктейль» для смертельной инъекции.
Глаза друга уже были закрыты, и Стив радовался этому не только потому, что не мог в них посмотреть, но еще и потому, что так Баки не видел и, возможно, уже даже не чувствовал, как на голову ему надевают утыканный проводами шлем.
Второе кресло, спиной к Баки, в точно таком же строго фиксированном положении, с аналогичной капельницей и аналогичным шлемом, заняла… она, но Стиву уже было откровенно все равно.
Он дал себе слово.
На огромных фантомных экранах поплыли первые хаотичные и абсолютно не поддающиеся идентификации изображения: как рябь от помех при плохом сигнале, как некачественная запись, как слишком быстрая перемотка…
– Синхронизация 65%. Доведем до ста в процессе.
В мешанине образов еще никто не увидел конкретики. Стив увидел. Мог поклясться, что услышал. То же, что каждую ночь слышал в кошмарах – вырывающий душу с корнями крик и свистящий в ушах от дьявольской скорости ветер. Забытый всеми богами ноябрь 44-го. Австрийские Альпы.
– 71% и нарастает, - продолжал комментировать голос с акцентом.
– Поехали. Подведем их к моменту встречи.
– 13-е апреля 45-го. Мисс Хартманн, что произошло в тот день?
Стив слышал переговоры медиков шепотом, а также выстрелы и взрывы, крики и топот бегущих ног, лязг оружейных затворов и замков на железных дверях – тренированное воображение несостоявшегося художника оживляло далекие во времени события быстрее и ярче любой продвинутой техники.
– Что бы Зола с ним ни сделал, его тело это отторгает. Не только сыворотку. Протез левой руки, металл в ребрах. Он умирает, - Стив вскинул взгляд к экрану, в сердцах проклиная автоматический перевод. Нет. О нет! Он хотел слышать оригинал, слышать все до последнего слова, до эха звука, до малейших перемен в интонациях.
Ему не требовался никакой перевод, чтобы прочесть по губам ту самую фразу.
– Доброе утро, солдат.
– Объединение 100%. Они готовы. Ваша честь, можно начинать.
Стив дал себе слово. Он выдержит. Даже если это будет последнее, что он сделает, как Капитан – честь и совесть всея Америки. И да поможет ему Всевышний.
– Ты могла бы занять место Золы, могла стать идеальным олицетворением ГИДРы. Ты имела для этого все…
Всевышний не помог, как, впрочем, и всегда. Да и с чего вдруг ему помогать тому, чья душа по распределению давно попала в другое ведомство?