Чужой для всех
Шрифт:
— Мама, а что она вынюхивает у нас? — измазанная навозом Катя вылезла из ямы и удивленно посмотрела на мать.
— Во-во вынюхивает Катюша. Дожидается своего часу. Зараза! Все дети взялись за сундук и так много отдыхали.
Через полчаса старинный дедовский сундук с аккуратно уложенными в нем отрезами ткани, старыми дореволюционными сарафанами, платьями бабушек и иными дорогими сердцу Акулины вещами был засыпан землей вперемешку с навозом и мирно покоился на новом непочетном месте.
— А теперь детки умойтесь и сидите в хате. Покушайте сами. Молоко хлеб на столе, 'бульба' в печи, а я наведаюсь к дядьке Касьяну Андрейчикову в Хотовню. Надо поговорить,
— Катя иди сюда, — позвала она среднюю дочь. — Ты все поняла? — Катя подошла и мотнула головой. — За старшую по дому остаешься. Из хаты никуда не ходить. Дети слышите, гром гремит? — обратилась Акулина, уже ко всем девочкам. Где-то далеко, за Днепром слышна была мощная артиллерийская канонада.
Дети прислушались.
— Что мама дождь будет? — спросила удивленно Клава.
— Дождь? — вяло усмехнулась Акулина над наивностью шестилетней Клавы. — Нет, моя доченька не дождь. Настоящая гроза скоро будет…
Когда Акулина вернулась домой, а это было поздно вечером, девочки уже спали. К ее удивлению дома она застала и своих старших детей: Мишу и Веру. Те сидели за столом и тихо разговаривали.
Открыв дверь и увидев их, Акулине сразу стало плохо.
— Вы здесь? Что случилась?…медленно, сдавленно проговорила она. И чтобы не упасть прислонилась к бревенчатой стене. От такой новости у нее произошел легкий обморок. Миша быстро подскочил к матери и помог сесть на табуретку. Вера подала кружку с водой. Сделав несколько глотков, Акулина молча, приходила в себя. Неимоверная усталость клонила ее ко сну. Дети тоже молчали. Было тихо. Настенные часы-ходики монотонно отбивали время. Тик-так, тик-так, тик-так. Первый начал говорить Михаил, не выдержав тягостной тишины. Он заговорил нервно и с волнением.
— Не дошли мы мама, как ты видишь. Дорогу на Пропойск перерезали немецкие танки. Мы еле ушли с тех мест.
Там идут сейчас бои. Когда мы шли по полю нас бомбили. Мы не успели добежать до березняка, чтобы спрятаться, как разорвалась бомба, — и здесь у Миши задрожали губы. Вера всхлипнула, а за тем заплакала. — Когда мы поднялись, — сдавленно продолжил Миша, — то Витю Самойленко разорвало на куски. Это очень страшно! Мама. — От воспоминаний по его щеке побежала слеза, — а Лену Гурович ранило в руку… — Миша поднялся, сжал зубы и стал нервно ходить по дому, шмыгая носом. Затем сделал несколько жадных глотков воды и снова начал говорить, но уже более твердым голосом.
— Это случилась, не доходя два километра до Васькович. Мы видели мама, как отступали наши солдаты. Это ужас. Они просто бежали в панике. Отдельные были без оружия. Как же так мама? Где наша хваленая Красная Армия? Немцы бомбили всю дорогу. Столько погибло беженцев: стариков, детей, женщин. Если бы ты видела. Повозки, машины, техника все брошено. Хоть бы один ястребок появился! Только белые кресты. Мы с Верой еле убежали. И вот мы здесь. — Миша вновь присел на лавку и склонил хмуро голову. Мать сидела и тихо слушала рассказ сына. Ей было уже известно от дядьки Касьяна обо всем, что творилось в округе. В Пропойск ворвались немцы. В Искани, Хотовне, было много красноармейцев. Стояли пушки. Готовились к сражению. Сердцем Акулина надеялась, что дети успеют уйти, не останутся в оккупации. Но вышло худшее. Она не знала, как быть. Она была в нервном ступоре.
— Мама? Что ты молчишь? Мама! — Миша дотронулся до ее руки. Тебе плохо? Акулина открыла глаза. Было темно. Она не видела очертания
— Тебе плохо мама? — еще раз переспросил Михаил.
— Мне уже лучше. Вы поели?…
— Не беспокойся мамочка, мы поели, — Вера гладила мать по спине.
— Что вы будете делать дети?
— Пока не знаю, — ответил медленно Михаил. — Мы в глуши стоим, от дорог, поэтому немцев нет. Все что на магистралях уже занято. У Сельца говорили, шел сильный бой. Разбит наш батальон. День, два и фашисты появятся в Поляниновичах. Думаю, тебя мама и девочек не тронут. А я буду прятаться. А там посмотрим. Если что? В партизаны пойду. Вот так пока. dd> Акулина слушая четкие размышления своего первенца, полностью соглашалась с ним. Да и как тут не согласишься. Миша единственный мужчина в доме: умный, красивый, сильный. На нем вся семья два года держится. А ведь ему только девятнадцать. Не сгорел бы где по молодости, уж больно горяч. — Пусть будет так, как ты решил Мишенька. dd> Акулина устало поднялась с табуретки и перекрестила детей. — Сохрани вас бог мои вы детки, — затем подошла к иконке Божьей матери, висевшей в углу, и стала молиться.
Глава 5
Та, та, та, та, та, та, — длинная шелестящая пулеметная очередь разрезала утрешнюю тишину поселка Поляниновичи. Пули жужжали и, находя препятствие, в щепки разбивали прутья заборов, изгородей, сбивали листву и сучья деревьев. Отдельные свинцовые осы попадали в окна хат, жалили насквозь стекла и те с шумом осыпались мелкими кусочками, наводя ужас и страх на людей.
Послышался приближающийся трескуче-монотонный вой мощных мотоциклов 'Цундап' и несколько немецких экипажей моторизованной роты шумно въехали на главную улицу.
Взбудораженный поселок тревожно залаял, закудахтал, замычал. Редкие селяне, кто был в это время на улице, моментально рассыпались по дворам.
В ответ на тявканье немецкого пулемета, одиноко рявкнула откуда то из-за дома невысокого калибра танковая пушка и короткими очередями стал бить пулемет Дегтярева…
Было половина восьмого утра. Миша к этому времени проснулся и обливался во дворе холодной водой.
Свежий воздух, наполненный упоительными ароматами луговых трав и цветов, ласкал его худощавое мускулистое тело. Весело чирикали воробьи, склевывая найденные очистки от картофеля. Миша фыркал от удовольствия и получал небывалый заряд бодрости и энергии. Он наслаждался радостью жизни, и не мог насладиться настроением домашнего небывалого покоя. Его душа, истерзавшись, первыми испытаниями в ходе перехода на Пропойск, благоговейно вбирала в себя деревенские звуки, краски и запахи. Тягостное вчерашнее состояние быстро испарялась, как и дрожащие на листьях капельки росы под лучами июльского солнца. Рядом с ним находилась мать и держала наготове льняной рушник. Она с умилением смотрела на своего первенца и благоволила его душой. В сарае приветственно мычала Полинушка, почуяв силу и восторг, молодого хозяина.
— Эх, мама, какая красота! — вожделенно воскликнул Михаил и, улыбаясь, взяв полотенце из материнских рук, стал усиленно им обтираться. Но не успел он закончить утренние процедуры, как до него эхом докатился начавшийся невдалеке бой. Миша вздрогнул. Лицо его исказилось злой решительностью и гневом.
— Вот и пришли гады. Однако стремительно наступают. Мне надо уходить.
&nbs — Что уже? — тихо в испуге проговорила мать и прикрыла рот рукой. Она всегда так делала, когда чего-то боялась.