Чужой
Шрифт:
— Да, — говорит отец, — необходимо вскрыть.
— Будет больно?
— Будет. Но недолго. А потом сразу станет легче. Возьмись за ручки кресла и сжимай их как можно крепче. Так.
На ногу не смотри, это мое дело. Ты же взрослый человек, верно?
Ответа не последовало.
«Не бойся, не бойся, не бойся», — повторяет Уля. Потом забывает обо всем и только ждет, когда же Зенек закричит. Он не кричит.
— Вот и все, сынок, — говорит отец.— Самое страшное позади. Что, вспотел? Еще бы, это не шутки, можешь собой гордиться... Теперь перевяжем... А сейчас пересядь-ка сюда,
— Это микстура, а это порошки, то и другое по три раза в день. И еще одно, самое главное: скажи матери, что ты должен три дня лежать в постели.
Молчание.
— Ты слышишь, что я говорю?
— Слышу. Скажу.
Уля удивилась. Ей не приходило в голову, что мать Зенека может быть где-нибудь поблизости: он же сам сказал, что приехал издалека. . ." А может, к ней-то он сейчас и идет?
Тем временем разговор в кабинете продолжается:
— Ты пришел ко мне один или с кем-нибудь из родных?
— Один.
— В таком случае Уля сбегает к твоим родителям. Тебя надо отвезти.
— Зачем? — быстро говорит Зенек. — Не надо.
– — Я, мой дорогой, лучше знаю. Со свежей повязкой ходить нельзя.
Молчание, потом резкий голос Зенека:
— Я живу не в Ольшинах.
— А где?
— Я еду автостопом. . . Сюда я вообще попал случайно.
— Но ты же здесь где-нибудь остановился.. . у родственников, у приятеля.. .
— . . .У приятеля.
— Может, у Мариана, который дружит с моей Улей? — Нет! — сказал, как будто огрызнулся, Зенек.
— Послушай, мальчик, — голос отца звучит озабоченно,— мне кажется, у тебя что-то не в порядке. Ты что-то от меня скрываешь. Я хотел бы тебе помочь, но для этого мне нужно знать правду. Я врач, и все, что ты мне скажешь, останется между нами.
Как только в кабинете начался этот разговор, Уля подумала, что ей не следует его слушать. А теперь, при последних словах отца, надо было немедленно вскочить и уйти. Но она не в силах была это сделать и, замерев, ожидала ответа Зенека.
— Ничего я не скрываю, — враждебно сказал Зенек. — Просто путешествую, и всё.
Опять тихо.. . Сейчас отец рассердится!
— Придется тебе прервать свое путешествие, — спокойно сказал доктор. — Я отвезу тебя в больницу в Лентов. Ненадолго, не бойся, дня на три-четыре, пока подживет нога. Ступай пока в приемную, подожди, я закончу прием и отвезу тебя.
Ответа не было. Скрипнула дверь, и в кабинете врача раздался голос нового пациента.
Уля присела на ступеньках террасы. Что теперь будет?
Зенек попал в ловушку. Уля догадалась, что предложение отца должно было прийтись ему не по вкусу. Он ведь говорил, что ему некогда, что его ждет какое-то «дело». Интересно, что за дело? Уля не представляла себе, ради чего можно проделать такое путешествие, автостопом и пешком, по незнакомым местам, ночевать под открытым небом, переносить боль — все, только бы скорей добраться до цели. Ей хотелось помочь ему в достижении этой цели, и в то же время она радовалась, что он попадет в больницу и несколько дней будет
в надежных руках.
«Сейчас он ко мне придет, — подумала она.— Не надо показывать ему, как я из-за него волнуюсь». Уля взяла книжку, заставила себя прочесть страницу, другую... Время шло, и наконец она поняла, что Зенек не придет. Значит, действительно разговор на острове не имел никакого значения...
Она обошла дом и, не желая входить в приемную через парадную дверь, пробралась на кухню. Пани Цыдзик спокойно восседала на своем табурете.
— Слава богу, осталось всего три пациента, — удовлетворенно сказала она. — Скоро прием кончится, и доктор сможет отдохнуть.
— Отец поедет в Лентов, — нарочито безразличным тоном сказала Уля. — Он повезет того парня с больной ногой, который ждет в приемной.
— Станет такой парень ждать, как же! — добродушно рассмеялась пани Цыдзик.
— То есть как это?
— Говорю же тебе, взял да и ушел. Такой, если на ногах не сможет, на руках уйдет. Только бы не сидеть ни минутки.
— Куда он пошел?!
— А я почем знаю?.. По тропинке мимо часовни, — значит, или в Острувек, или в Ставы. Ничего шел, бодро, хоть и хромал. Кто это, Улька? Я его впервые вижу.
Уля не ответила. Она со всех ног бросилась к придорожной часовенке, стоявшей у перекрестка на краю поля. Добежав до старых ясеней, окружавших статую богородицы, она сложила руки рупором и крикнула: «Зенек! Зенек!» Заметалась между дорогами на Острувек и на Ставы. Высокие хлеба заслоняли горизонт, и она никого не могла увидеть. Позвала еще раз — все напрасно.
«Вишенка... — мелькнуло у нее в голове. — Может, она что-нибудь придумает».
Уля побежала назад, в деревню, к дому, где жила пани Убыш со своей дочкой. Вызвала подругу в сени. Задыхаясь, жарким шепотом рассказала, что произошло. Вишенка решила, что Зенек у мальчишек. Обе отправились ко двору старого пана Петшика.
— Юлек! — позвала Вишенка. — Юлек! Юлек выбежал немедленно.
— Что с Зенеком? — быстро спросила Вишенка. — Он у вас?
— Зенек? У нас? — изумленно переспросил Юлек.
На крыльце показался Мариан. Он не спеша шел к девочкам, дожевывая на ходу кусок хлеба.
— Зенек сбежал, — торопливо рассказывала Вишенка. — Улин отец разрезал ему ногу и велел подождать, хотел отвезти его в Лентов, в больницу, а Зенек и не подумал ждать, взял да и ушел!
— Слушайте! — воскликнул Юлек. — А может, он на острове?
— Нет, — возразила Вишенка. — Он пошел по дороге мимо часовни. Пани Цыдзик видела. Уля туда уже бегала, искала.
Все притихли.
— Ну что ж, — сказал Мариан, пожимая плечами. — Он хотел от нас отделаться, вот и отделался.
— Но доктор говорил, что ему сейчас нельзя ходить! — воскликнула Вишенка. — И вообще...
В это «и вообще» она вложила все свое разочарование. Упрямый, скрытный, неприветливый незнакомец разжег ее любопытство. Правда, на острове она уверяла его, что они не будут вмешиваться в его дела и дадут ему спокойно уйти, но в глубине души все же надеялась, что он сам захочет хоть ненадолго остаться с ними и откроет свои тайны.