Чужой

Юргелевич Ирена

— Ты слышишь, Мариан? Слышишь? — завопил Юлек, боясь, что брат не оценит должным образом это сенсацион­ное сообщение. — Он ездит автостопом!

Мариан не ответил. На него это тоже произвело впечат­ление. Вишенка смотрела на парня блестящими от любопыт­ства и возбуждения глазами. Впрочем, она тут же постара­лась скрыть свое восхищение и деловито спросила:

— Один ездишь?

— Ясно, один.

Им это вовсе не было так «ясно», для них это было уди­вительно, просто невероятно.

— А как ты попал

на остров? — допытывался Юлек. — До сих пор никто его не мог найти.

— Очень просто, — пожал плечами парень. — Шел по бе­регу, увидел поваленное дерево, залез на него, ну, и увидел мостик.

— Это мы его сделали! Мы притащили жерди из Ольшин!

— Из Ольшин? — заинтересовался вдруг парень. — Из деревни Ольшины?

— Ты идешь в Ольшины? — обрадовался Юлек. — Так мы тебя проводим! Мы там живем, приехали на каникулы.

— Я иду не в Ольшины.

— Не в Ольшины? — Юлек был разочарован. — А куда?

Парень молчал. Лицо его выражало упрямство и ожесто­чение.

— Сплошные тайны! — рассмеялась Вишенка, начинав­шая злиться. — Не хочешь — можешь не говорить.

— Вот именно, — сердито отрезал парень. — И вообще хватит болтать. Сейчас уйду.

Ребята замолчали. Неудовлетворенное любопытство не давало им покоя, и вместе с тем они были удивлены и оби­жены.

Уля, та просто не знала, что думать. Парня словно подменили. Совсем недавно, когда они были одни на острове, он не спускал с нее глаз, внимательно прислушивался к каж­дому ее слову. Правда, он подсмеивался над ней, но друже­ски, она это чувствовала. Теперь же он держался равнодуш­но, насмешливо, порой даже враждебно, а ее, Улю, вообще не замечал, как будто она была пустое место.

Как же это понять? Разве могут в одном человеке ужи­ваться два разных, не похожих друг на друга существа? Она считала, что нет. Значит. . . Значит, он притворялся. Вопрос в том, когда именно он притворялся: перед ней или теперь, перед ребятами? «Перед ребятами! — поспешно решила Уля.— Со мной он говорил искренне». Она посмотрела на стоящих в замешательстве Вишенку, Мариана и Юлека. «Вы не знаете, — хотелось ей крикнуть, — он не такой, он совсем не такой! Я лучше знаю!» И тут же засомневалась. . . А мо­жет, он притворялся именно с ней?

Первым высказал общее желание Юлек.

— Зачем тебе сразу уходить? — спросил он, придвигаясь поближе к чужому парню. — Это глупо! Ты же можешь не­много тут побыть. И нога у тебя болит, и вообще. Знаешь, как тут здорово! Почему тебе не остаться?

Будь это один из юных обитателей Ольшин, Юлек гнал бы его с острова как непрошеного гостя, как нахального за­хватчика.

Но это был пришелец из дальних стран, и его надо было спасать. Да, его надо спасать, как спасают в бурю потерпев­шего кораблекрушение...

Помочь такому человеку любыми средствами не только обязанность, но и большая честь!

— Останься! — горячо уговаривал Юлек. — Послушай меня, останься!

Парень не отвечал. Уля с беспокойством присмотрелась к нему — его, кажется, опять знобило. Мариан и Вишенка тоже не сводили с него глаз. Он заметил это и криво усмех­нулся.

— Надо идти,— буркнул он, стал на колени и, ухва­тившись за ветку потолще, попытался подняться. Когда это ему наконец удалось, лицо его посерело и на лбу выступил пот.

— Больно? — испуганно спросил Юлек. — Наверно, ужасно больно!

— Вот дьявол! — шепо­том выругался парень. — Видно, нарывает.

— Хочешь, я посмотрю тебе ногу, — мужественно предложил Мариан, хотя и очень боялся смотреть на нарывы.

— А зачем? Все равно не поможешь. Надо идти, нечего тянуть. Вот только палку себе срежу.

Юлек немедленно пред­ложил свои услуги: он в этом разбирался и обещал найти лучшую на свете пал­ку. Тем временем Вишенка мигнула Уле и Мариану. Когда они отошли за ближние кусты, Вишенка сказала тихо, но решительно:

— Слушайте, это глупо, он же не может идти. С ногой у него что-то серьезное.

— А что мы можем сделать? — спросил Мариан.

— Очень просто: отведем его к отцу Ули.

Мариан сказал, что план превосходный, но вряд ли его удастся осуществить: идти к доктору парень наверняка не захочет.

— Должен пойти! — уверенно заявила Вишенка. — Уля, в котором часу твой отец начинает принимать больных?.. Уля! А, Уля? — окликнула она подругу, потому что у Ули было такое лицо, как будто она ее не слышала.

На самом деле Уля все отлично слышала — и боролась с собой. Дело в том, что она уже давно решила никогда и ни о чем не просить своего отца. К ней относятся как к чужой— ну, так она и будет чужой. Решение это укреплялось в ней с каждым днем и доставляло особую, горькую радость. А те­перь придется от него отступить... Просить — это значит унижаться, это значит дать тому, кого просишь, какое-то пре­имущество перед собой. Да, но если это нужно, чтобы помочь больному... вправе ли она колебаться?

— Уля, — удивленно повторила Вишенка, — ты что так задумалась?

— Отец начинает прием в пять, — ответила Уля.

Теперь он стоял, опираясь спиной о ствол орешника, и смотрел, как Юлек очищал ореховую палку от сучков и веток.

— Слушай, — начала Вишенка авторитетным тоном. Парень поднял голову и сердито сжал челюсти.

— Да ты не злись, — заторопилась Вишенка, не давая ему заговорить. — Мы не собираемся вмешиваться в твои дела, делай что хочешь, иди куда хочешь, но сначала ты должен пойти с нами к врачу.