Чужой
Шрифт:
Блоквил почти полгода живет среди туркмен, но до сих пор не встретил среди них ни одного словоохотливого. Он не знал, чем это объяснить: то ли хитростью людей, то ли природной замкнутостью, вызванной непосильными тяготами жизни. В конце концов он сделал вывод, что это, скорее всего, печать времени. Потому что даже в последней войне с гаджарами погибло очень много туркмен. Если в одном доме не было погибших, они обязательно были в соседнем. К тому же малочисленные туркмены были то ли родственниками друг друга, то ли соплеменниками. Туркмены очень высоко чтят павших на полях сражений. Может, они потому так мало говорят, что не хотят тревожить дух этих людей, постоянно думают о них.
Проводя большую часть суток в одиночестве в старом сарае, редко общаясь с людьми, Блоквил, недолюбливавший болтунов, пожив среди туркмен, понял, что в чрезмерной замкнутости тоже нет ничего хорошего.
Вот и на этот раз все три всадника почти не вымолвили не слова за всю дорогу до самых крепостных стен Мерва. И лишь большинство людей, ехавших со стороны Мерва верхом на конях, ослах, а кто и пешим с мешком за спиной, здоровались с Мамедовезом пальваном. Старик отвечает на приветствие и едет дальше. Разговор не завязывается.
Блоквилу нравится обычай местного люди здороваться со всеми встречными, знакомыми и незнакомыми. Например, все приветствуют Мамедовеза пальвана за его преклонный позраст. Хотя ясно ведь, что многие здоровающиеся даже не знакомы с ним, да и он многих не знает. Это хороший обычай. Не нравится только Блоквилу их молчаливость. Уж лучше бы что-нибудь тихо напевали, как это делал Эемурат ночью в старом сарае. Но что поделаешь, в чужой монастырь со своим уставом не ходят, а тем более, если ты пленник этого народа, ты обязан жить по его законам.
На большой площади на окраине Мерва собралась большая толпа народа. Чем ближе подъезжали всадники, тем отчетливее слышали собачий лай. То лай перекрывал крики людей, то люди своими криками заглушали визг и стоны собак.
Блоквил и без расспросов знал, что там происходит. Собачьи бои. Не все из восточных традиций нравились Блоквилу. В частности, он не выносил собачьи бои. Он видел их и в центре Тегерана, и в окрестностях Мешхеда, и на равнинах Хорасана. Французу непонятен был восторг, с которым люди устраивали кровавые потасовки собак, натравливая их друг на друга. “Интересно, неужели эти люди, когда дерутся две собаки, не представляют своих детей?”
Жизнь чаще всего сталкивает тебя с людьми, которых бы не хотел видеть, делает соучастником неприятных событий. Вот это и есть одна из тысяч неразгаданных жизненных тайн. Блоквил стал невольным зрителем ненавистного ему зрелища. Его хозяева повернули коней в ту сторону, где стравливали собак.
Поскольку путники из Гонура сидели верхом на конях, все происходящее внизу было видно, как на ладони.
Вон на круг выпустили двух одинаково жирных, словно близнецы, собак с огромными головами. Двое четвероногих братьев наших меньших вцепились друг в друга ради удовольствия своих двуногих хозяев. Отточенные разгрызанием мослов острые клыки впились в туши противников. Пасти обеих собак окрасились алой кровью. После продолжительной схватки одна из собак рухнула на землю. Зато вторая и не подумала отпустить ее, продолжала грызть.
Отведя взгляд от дерущихся собак, Блоквил стал разглядывать толпу. Все собравшиеся, от мала до велика, наслаждались жестокостью двух псов.
Хозяин поверженного кобеля по всей видимости не захотел, чтобы его собаку добивали, и признал поражение.
Распорядитель собачьих боев, подняв обе руки, громко провозгласил:
— Победил кобель Овезгелена букры!
Для него не было разницы, чья собака оказалась победителем — Овезгелена букры или еще кого-то. Для него главным было, чтобы собаки дрались меж собой, чтобы пролилась собачья кровь.
Человеку по имени Овезгелен букры вручили приз — отрез кетени на платье. И лишь после этого Мамедовез пальван продолжил путь.
Любители собачьих боев остались позади. Но еще долго слышался шум людских возгласов.
Всю дорогу молчавший Мамедовез пальван вдруг подал голос.
— Видел, французский мулла? Человек стравливает двух собак. Одна из них, даже пролив свою кровь, не получила приза. А другой дали приз. Ты что, думаешь, собака сошьет себе из кетени халат? — На свой вопрос пальван ответил сам. — Да нет, конечно! Кетени будет одевать жена человека, толкнувшего собаку на драку, заставившего ее пролить кровь. Вот тебе одна из загадок этой жизни! Ладно, это собаки, но ведь кто-то и людей заставляет проливать кровь, чтобы носить кетени. Вот тебе еще одна загадка!
Старик был прав. Вот только Блоквил не понимал, какое отношение лично к нему имеет все сказанное. “Может, он считает, что я тоже в незаработанных нарядах хожу? Наверно. Эх, старик, старик! Кто-то может и не знать, но ты-то лучше других знаешь, какой “приз” преподнесла мне прошедшая война. Ты-то ведь умный мужик!”
На взгляд Блоквила, дорога к дому хана Мамедовезу пальвану хорошо известна. Ни у кого ничего не спрашивая, доехав до западной стены крепости, он повернул направо. Затем проехал мимо разбросанных повсюду, словно выцветшие грибы, кибиток и вышел на берег Мургаба.
Доехав до реки, Блоквил представил свои карты, которые чертил по поручению Хамзы Мирзы, и ему все стало понятно. На левом берегу реки стоит аул Бурказ, а на правом Геокча. Иранские войска, пойдя левым берегом реки, прошли отсюда в сторону Гараяпа. А Мамедовез пальван вышел на правый берег и повернул на запад. Но не доехав до аула, о котором подумал Блоквил, он направился к небольшому селеньицу в нескольких метрах от реки.
Видно, там и жил Говшут хан вместе со своими родственниками.
Когда они въехали на улицу, Блоквил попытался угадать, какой из домов принадлежит хану. Ближе к центру рядом с заметно отличающейся от других большой белой кибиткой стоял кирпичный дом с террасой. Именно на него и подумал француз. И не ошибся.
Позади дома с террасой стояли привязанные к кольям несколько лошадей. И это лишний раз подтверждало, что именно здесь живет главный хан текинцев. Все кони были оседланы, это говорило о том, что люди приехали сюда ненадолго, по каким-то делам. Француз оказался прав: как раз сейчас главный хан беседовал с прибывшими из отдаленных аулов старейшинами.