Чужой
Шрифт:
– Ну всё дочка, всё, последний раз, завязываю с пьянкой.
В это время фары высветили серый бревенчатый дом, какие-то постройки, луч света уперся в дощатые ворота.
Приехали.
Больше недели Женька жил в доме Тимофеевых. Помогал Степанычу, отцу Марины по хозяйству, вместе починили забор, перебрали и смазали генератор. В воскресенье с утра, Женька решил сходить на озеро. Марина мыла полы, её отец возился с ульями. Листва на деревьях была уже золотисто-багрянной. Ветер трепал пёстрые листочки и устилал ими пожухшую траву.
Озеро со всех
Женьке сбежал по тропинке, разделся и прыгнул в воду. Несмотря на август, вода была ещё тёплой. Он радостно фыркнул и поплыл на середину озера. Потом развернулся и поплыл обратно. Выйдя из воды долго сидел на мостках, опустив в воду ноги, наблюдая как осторожные гольяны прикасаются открытыми ртами к его пальцам.
Возвращаясь он увидел, как от ворот отъехала красная Нива. Чувствуя недоброе, прибавил шаг, потом побежал. У стоящего во дворе Москвича было разбито лобовое стекло, побиты фары.
В доме слышался плач. Ногой распахнув дверь Женька ворвался в комнату. Марина рыдала сидя на кровати, держала руками ворот разорванного платья.
– Где отец? крикнул он - Живой?
– Они его избили и посадили в погреб. Женя помоги ему!
– Позже. Быстро рассказывай, кто здесь был, кого они искали?
– Это бандиты, Женя. Они приезжают из города, каждый месяц. Собирают дань с фермеров, коммерсантов. В прошлом месяце отец отдал им не все деньги, а сегодня они сказали,что мы должны заплатить им в два раза больше. Бандиты сказали, что включили нам счётчик.
– Сколько их было?
– Двое. Их было двое.
Женька зашёл на кухню, снял со стены большой кухонный нож для разделки мяса, провёл ногтем по его лезвию. Усмехнулся каким-то своим мыслям, засунул нож в рукав свитера. Все действия его были размеренны и продуманы, было ощущение того, что он уже не раз проделывал эту работу. Так ребята в роте собирались на боевые, так сыновья Ахмета спускались на равнину. Не спеша набивали в магазины патроны, вкручивали запалы в гранаты, раскладывали их в карманы разгрузок, прятали острые ножи.
Подошёл к девушке, она уже не плакала, а только лишь горько всхлипывала, забившись в угол кровати и прикрывая простыней голое тело, сказал:
– Не плачь сестрёнка, они больше сюда не придут. Я сейчас уйду, но ты не бойся, больше вас никто не тронет. Если кто-нибудь будет спрашивать обо мне, отвечайте, не видели, не знаем. Отца выпустишь когда я уйду. Пусть остаётся дома.
Погладил её по голове как маленькую и вышел.
В город вели две дороги. Одна грунтовка, предназначенная для транспорта, шла в обход леса. Другая, еле видная тропа, почти тропинка - напрямую через лес. Если двигаться по ней, можно было срезать крюк и выиграть минут тридцать- сорок.
Сибирское лето умирало. Съеденная солнцем трава совсем поблекла. Даже та, нетронутая, растущая вдоль кряжистых широких сосен пожухла и старилась прямо на глазах.
Женька увидел серую мышку полевку. Зверушка торопилась домой, пряча за щеками зёрнышки, наверное деткам. Она совсем не боялась человека, пусть его боятся свои двуногие.
Зверек посмотрел на человека глазками- бусинками и побежал дальше. По всем расчётам, машина должна была появиться только минут через десять.
Женька к этому времени снял с головы платок, расстелил его на дороге, встал на колени и начал молиться, как молились далёкие предки перед битвой своему единственному Богу, дарующему жизнь или наоборот смерть.
Красная «Нива» показалась только минут через пятнадцать, видно останавливались в пути по нужде. Женька не обращая ни на что внимания невидяще смотрел на опускающее к горизонту солнце.
– Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа... Он едва раздвигал губы
слова молитвы звучали как шёпот, как струйки дождя.
– Живый в помощи Вышняго... Заступник мой еси и прибежище мое, Бог мой и уповаю на Него... Через образовавшийся пролом, через чёрную окровавленую дыру в душе в сердце вошло спокойствие... ...Яко ты, Господи, упование мое...
Молитва стала единственной реальностью призрачного мира, и слова её звучали, как слова присяги, обещания выстоять, без которого теряло смысл всё остальное- ...и пореши льва и змия. Яко на Мня упова...
Ему показалось, что рядом с ним возникли души его предков воинов.
И слова молитвы неслись к ним, пробиваясь через камни, разрывая на мгновение плен мрака потустороннего пребывания их в скорбных местах обитания, как напоминание о бренности и ничтожности перед лицом Смерти.
Молитва льётся и льётся, и слова её растворяются в вечернем воздухе...
Пауза...
– Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящии Его... ...яко тает воск от лица огня, тако да погибнут беси от лица любящих Бога...
Не было прошлой жизни, не было мира - была одна только иллюзия того, что война в его жизни присутствовала всегда и будет вечно. Страх, опасность, ощущение того, что ты лишний, чужой в этой жизни -всё это навязчивая сюрреальность, претендующая на вечность.
– ...и со всеми святыми во веки. Аминь.
Всё... машина почти упёрлась бампером в грудь.
На мгновение повисла тишина, нарушаемой только лишь шёпотом автомобильного двигателя.
От стоящих вдоль дороги сосен потянуло холодом, небо мгновенно потемнело.
– Ты чего там расселся, конь педальный? Ну- ка уйди с дороги.
Сытые, самодовольные хари прилипли к стеклу. Золотые цепи на крепких мускулистых шеях, короткая стрижка, уверенные в своей правоте глаза.
– Ты плохо слышишь урод? Тебе прочистить уши?
Двое парней в спортивных костюмах неторопливо выбрались из машины. Вразвалку подошли к Женьке. Над его головой взлетел кулак.