Чужой
Шрифт:
Мы сделаем так, чтобы ты снова оказался у Усмановых. Рано или поздно Ризван заявится к отцу. Ты дашь нам сигнал и на этом твоя задача будет считаться выполненной. Согласен?
Женька ответил вопросом.
– А у меня, что, есть выбор?
Сазонов задумался.
– Я думаю, что нет. Поэтому, ты сейчас подпишешь документы и дашь подписку. Твой оперативный псевдоним будет, ну-у-у, к примеру... свояк, или свой.
Женька невесело усмехнулся:
– Тогда уж лучше – чужой. И ещё объясните, как вы собираетесь уничтожать Ризвана Усманова, мне ведь надо вам сначала сообщить, а для этого оттуда ещё как-то выбраться надо?
– Через 20- 25 минут после активации маячка на место подачи сигнала будет сброшен воздушный десант. Командир группы десантирования будет предупреждён о тебе. Ты уйдёшь вместе с десантниками. Уголовное дело в отношении тебя будет прекращено по амнистии. Дослуживать ты уже не будешь, пару - тройку недель полежишь в госпитале, пройдёшь обследование и на гражданку, к родителям.
Несколько дней тебе ещё придётся посидеть в яме. Мы должны подготовить легенду по твоему возвращению к Усмановым. И поверь, что сегодняшний инцидент, это всего лишь часть плана по уничтожению бандитов, и твоей реабилитации. Через несколько дней, ты всё поймёшь сам. Подписывай здесь и здесь.
Женька, не глядя, расписался на разложенных перед ним листах.
Капитан нажал кнопку под столом. Вошёл караульный и Женька привычно, сложив руки за спину, шагнул за порог.
– Меня не застрелят. Я им нужен...
Он испытывал странное, необъяснимое состояние, сплошное нагромождение мыслей. Они роились у него в голове, отталкивая друг друга. Чувствовал он себя как-то беззаботно, пусто, не утвердившимся в разуме существом.
На следующий день ближе к вечеру в яму опустили молодого чеченца. Звали его Умар. По словам Умара, его задержали во время зачистки села. В бандах он не был, оружия в руках никогда не держал, и надеялся, что в скором времени родственники соберут деньги и выкупят его. Умар хорохорился и делал вид, что ему совершенно не страшно.
На следующую ночь пьяные контрактники вытащили их из ямы и долго били ногами. Умару сломали руку, а Женька долго уворачивался от ударов, привычно пряча лицо в колени, закрывая пах и живот. Контрактники бросили Умара и переключились на Женьку.
Только под утро их бросили в яму. Умар стонал, прижимая к груди сломанную руку. Женька был без сознания.
Прежнее, далекое, недавно пережитое состояние беспросветности вернулось к нему в облаке серого омрачения. Облако касалось просыпающегося сознания, оживляя его сдержанной болью. Но оно никак не могло устояться, боль балансировала на грани уходящего и приходящего сознания и там не было привычных мыслей о плене, о яме, о том что будет завтра. Он не думал о прошлой жизни, её не было, это был сон, мираж, виртуальная реальность. Он старался дистанцироваться от своего тела, от боли рвущей его на части и представить, увидеть себя через месяц, десять, двадцать лет. Когда то читал, кажется у Джека Лондона, что это возможно. Тайники сознания могут показывать не прошлое, а будущее. И казалось, что во-вот он увидит себя повзрослевшим и свободным или наоборот пустоту, тёмный и пустой туннель...
Но тот, кто отмерял ему земное, вдруг изменил замысел, позволив лишь потоптаться на пороге будущего, и снова вернул в реальность.
Тогда-то и появилась боль, исчезли тишина и невесомость, пропала легкость в светящемся сознании.
Вернувшаяся жизнь началась с нового познания себя, и он поначалу испытал отвращение к будущим страданиям, даже вроде бы хотел попроситься назад. Но двери закрылись, боль проявилась неожиданно, стянув к себе все вялые мысли.
Женька ощутил вкус собственной крови на засохших губах, а слух уловил чью-то едва узнаваемый шёпот.
– Женька, Жека, ты живой?
Он из последних сил поднялся. В несколько раз сложил кусок картона, сделал шину. Потом разорвал свою рубашку на ленты и прибинтовал картон к руке Умара. Их больше не били.
Прошедшая ночь сблизила молодых людей. Умар растерял весь свой гонор и теперь не отходил от Женьки. Он спрашивал:
– Жень, хочешь, мои родственники сообщат твоей матери, о том, что ты здесь?
Женька равнодушно отвечал,
– А что моя мама может сделать? Приехать в Чечню и забрать меня? Только кто же ей меня отдаст? Я теперь боевик, даже если к её приезду в яме не сдохну, всё равно мне конец. Да и я не последняя же сволочь, чтобы родную мать сюда тащить. А если с ней что-нибудь случится? Как мне потом на свете жить? Ты если выберешься отсюда, лучше сообщи обо мне Усманову Ахмету, он из села Галашки. Скажи, так мол и так, пропадает Женя. Не сегодня так завтра забьют шайтаны до смерти. Если захочет помочь, пусть вытаскивает меня отсюда.
Однажды утром в яму опять сбросили верёвку, Умара вытащили из ямы. Женька помог ему выбраться, шепнул:
– Если у тебя всё получится, не забудь про меня.
Умар кивнул головой.
Через три дня Женьку опять привели к Сазонову. У капитана было хорошее настроение. Он пододвинул Женьке стул, налил чаю.
– Ну что солдат, наш план срабатывает, скоро будешь на свободе. Уже приходил человек от Усманова, предлагал за тебя деньги. Сговорились на четырёхстах долларах. Между прочим, ты стоишь дороже Умара, того отдали всего за двести баксов. Тебя ценят больше, наверное, в отношении тебя у боевиков более серьёзные планы.
Ладно, пей чай и внимательно слушай. Мы предупредили твоего хозяина, что ты пробудешь здесь ещё двое суток. Если к завтрашнему вечеру не привезут деньги, мы отправляем тебя в Ростов. Выкупить тебя оттуда будет дороже и сложнее. Думаю, что уже завтра за тобой приедут.
Недалеко от дома усмановых стоит старая крепость. Ты должен знать, сам, наверное там бывал.
Женька кивнул головой.
– Да. я был там.
Сазонов разложил на столе фотографии.
– Вот в этой стене, ты её легко узнаешь, вынимаются два самых нижних кирпича. Внутри ниши найдёшь всё необходимое на первое время- пистолет, пару гранат, спутниковый телефон, радиомаяк. Как только Ризван Усманов появится в отцовском доме, ты, под каким - нибудь предлогом покидаешь дом и активируешь маячок. Нажимаешь вот эту кнопку. Сам тем временем и ждёшь в развалинах крепости. Через двадцать-тридцать минут после подачи сигнала спецназ будет у вас. Как я уже тебе говорил, десантники о тебе будут предупреждены.
Пароль – я чужой. Отзыв - чужие здесь не ходят.
После выполнения задачи тебя и Ризвана заберут вертушки, доставят на базу в Ханкалу, а там уже тобой займутся те, кому нужно.
Капитан Сазонов усмехнулся.
– Ну что солдат, не передумал? Давай не дрейфь, всё должно закончиться хорошо.
Как и говорил Сазонов, на следующее утро Женьку опять вытащили из ямы, но повели уже не к штабу, а на КПП. Метрах в ста от бетонных блоков стоял старенький жигулёнок. За рулём сидел незнакомый небритый мужчина средних лет. Рядом с машиной, опираясь на трость, стоял старый Ахмет. На его голове была каракулевая папаха, на груди несколько медалей. Старик не мигая смотрел куда-то вдаль, делая вид, или в самом деле не замечая пялившихся на него солдат. Женька остановился рядом, сказал:
– Маршалла хулда хуна, а,- здравствуйте.
Этим словам его научил Умар.
Ахмед- хаджи опустил на него глаза:
– Живой? Тогда поехали домой.
Ехали молча. Женька сидел сзади, на ямах и кочках машину трясло, избитое тело болело. Он ёрзал на сиденье, стараясь сесть поудобнее. Водитель настороженно наблюдал за ним, бросая взгляды в зеркало заднего вида. Потом водитель, что-то спросил на чеченском, старик в ответ кивнул головой. Женьке показалось, что ехали они очень долго. По дороге несколько раз останавливались на блокпостах. Водитель выходил из машины, за руку здоровался с солдатом или милиционером, и после этого ехали дальше. Женька спросил: