Цица: Биография кошки

Микеш Джордж

Было двадцать две минуты шестого. Шофер велел позвонить в ветлечебницу в шесть и уехал вместе с Цицей.

За эти двадцать восемь минут я понял, что расстроен меньше, чем когда Цица исчезла. Как странно! — подумал я. Ведь когда ее не было, я не знал, жива она или мертва, но она объявилась живой и здоровой. А теперь я знаю, что она тяжело травмирована и что ее жизнь висит на волоске. Но я меньше расстроен, потому что в этом нет моей вины. Похоже, что моя собственная вина или невиновность значат для меня больше, чем жизнь или смерть Цицы.

* * *

В шесть часов я позвонил в ветлечебницу. Мне сказали, что у Цицы, по-видимому, перелом тазовых костей. Сейчас ей делают рентгеновский снимок Я спросил, может ли

выжить кошка, у которой сломан таз.

— Таз, скорей всего, срастется, — ответила медсестра. — Но нас беспокоит другое. Пожалуйста, позвоните через час.

Я позвонил, и на этот раз со мной разговаривала женщина-врач. Цице сделали рентгеновский снимок: у нее многочисленные переломы тазовых костей. Это достаточно серьезно, но таз срастется. Если не обнаружится ничего другого, она выздоровеет. Однако весьма вероятно, что у нее также поврежден позвоночник. На рентгеновском снимке такие повреждения разглядеть невозможно, и точно это станет известно только дней через пять-шесть.

— Есть и другие осложнения, — добавила она.

— Связанные с беременностью?

— Какой беременностью?

Я объяснил.

— Я осматривала ее с точки зрения переломов, а не беременности, — сказала она. — Но когда мы делаем снимок позвоночника, на нем видна и брюшная полость. Подождите, я пойду взгляну на снимок.

Я ждал, затаив дыхание. Если кошка все-таки беременна, то, возможно, что это и не Цица. Станет ли мне легче, если обнаружится, что умирающая кошка не Цица? — спросил я себя.

Ветеринарша взяла трубку.

— Нет, она не беременна.

— Почему же она так потолстела?

— Она уже не молода, и вы ее перекармливали.

Я вспомнил свой разговор с шофером, а также, что Цица за последнее время стала чересчур ласковой и что она шарила по темным углам. Картина у нас с шофером получилась стройная, но, как это часто бывает, стройная теория оказалась неправильной.

— Какой у нее шанс выжить? — спросил я врача.

— Я боялась, что вы это спросите. Я не знаю. Это станет ясно дней через пять.

* * *

Через два дня я понял, что в душе уже предал Цицу.

Мой старый друг Джордж Фалуди, когда его жена умирала от рака, написал трогательное, прекрасное и жестокое стихотворение. Они провели последние недели ее жизни в Италии. Джордж был в страшном горе. Он любил жену и знал, что от этой страшной, разрушительной болезни нет спасения. Но глубоко внутри, под нежностью и любовью, у обоих скрывалась жгучая ненависть. Она не могла смириться с тем, что он будет продолжать наслаждаться жизнью, когда ее зароют в землю, а он мечтал о Венеции. Если жена умрет скоро, он успеет еще раз увидеть Венецию до наступления осенних холодов. Конечно, очень жаль, что она умрет, но, если уж ей суждено умереть, почему бы ей не сделать это побыстрее? Мы все порой ощущаем такую жестокую раздвоенность по отношению к любимым людям, но великий поэт Фалуди нашел в себе честность и смелость выразить ее в стихотворении. Я, конечно, находился не в столь трудном положении. Мне грозила смерть не жены, а всего лишь кошки. Я не мог сравниться с Фалуди ни по силе воображения, ни по темпераменту, и я не испытывал такого, как он, отчаяния. Но все равно я предал Цицу. Я, конечно, хотел, чтобы она выздоровела. Но, с другой стороны, если она все-таки умрет, это развяжет мне руки. Я опять смогу путешествовать. Я желал Цице выздоровления. Но я ведь никогда не собирался заводить кошку.

Что это было? Бесчувственность? Или я таким образом готовился к потере Цицы? Заранее себя, так сказать, утешал?

И что это за лицемерная фраза: «всего лишь кошка»? Неужели мы ценим (и должны ценить) даже ненавистных нам людей больше любимых нами животных? Само собой, если бы возникла дилемма, чью жизнь спасать — Цицы или Адольфа Гитлера, я выбрал бы Цицу. Но это ни о чем не говорит, хотя бы в силу анахронизма: Цица родилась через четверть столетия после смерти Гитлера. К тому же Гитлер был столь одиозной личностью, что его нельзя приводить в пример. Да и трудно представить себе ситуацию, в которой возникла бы подобная дилемма: спасать фюрера или Цицу. Но мы вечно твердим о том, что человеческая жизнь священна, а поступает человечество так, словно она не стоит ни гроша. А как насчет жизни животного? Неужели человеческая жизнь более священна лишь потому, что мы, люди, ставим себя выше кошек, лошадей и китов? Эти животные не утверждают, что жизнь кошки, жизнь лошади или жизнь кита священна, но, каковы бы ни были их взгляды на этот счет, они никогда не убивают себе подобных. Ну признайтесь, положа руку на сердце: случись пожар, кого вы будете спасать — своего злейшего врага-человека или свою любимую собаку?

* * *

На следующее утро я пошел навестить Цицу в ветлечебнице. Там нет определенных часов для посещения — врачи и сестры слишком заняты, но люди они добрые и допускают посетителя к больному, если тот находится в тяжелом состоянии. Ветлечебница ничем не отличается от больницы, кроме того что ее пациенты — животные. Нам пришлось немного подождать (со мной пришла Соня), затем сестра провела нас по коридору и открыла дверь. Мы увидели небольшую комнату, дальняя стена которой была в несколько рядов уставлена клетками с больными кошками. Сестра подвела нас к клетке, в которой находилась Цица. Кошка была в полубессознательном состоянии — видимо, ей кололи обезболивающее. В отличие от меня, она меня сразу узнала. Сестра открыла дверцу клетки, и Соня стала гладить Цицу по голове. Это кошке явно нравилось, но она не замурлыкала. Нам позволили побыть около нее минуты две. Когда мы пошли к выходу, Цица подняла голову и посмотрела нам вслед.

Я спросил сестру, как они оценивают состояние Цицы.

— Позвоночник, кажется, в порядке, а это — самое главное. Переломы тяжелые, но они срастутся. Но у нее могут быть еще и внутренние повреждения. Иногда у них развивается самопроизвольное извержение кала. Такую кошку держать вы не сможете. Не советую и пробовать — ее жизнь будет сплошной мукой. Но будем надеяться на лучшее.

У выхода висел прейскурант расценок за услуги ветлечебницы. В нем было и безболезненное уничтожение. Для кошек эвтаназия разрешена. Вы можете приговорить свое домашнее животное к смерти, и это вам обойдется всего в два фунта семьдесят пять пенсов.

* * *

Привожу несколько дневниковых записей, которые я сделал во время болезни Цицы.

29 сентября (день, когда мы в первый раз навестили Цицу). Вечером опять ходил к Цице. Меня не хотели пускать, но сестра из регистратуры отвела меня к ней. Цица была под сильным действием наркотиков. Я погладил ее через решетку. К дверце была прикреплена записка врача:

«Немедленно меня известить в случае моче- или калоизвержения».

30 сентября. Был у Цицы в половине седьмого утра. Она не так напряжена, выглядит веселее. Обезболивающего ей не давали. Пописала. Все счастливы. Сестра сказала, что угроза жизни не миновала — до этого еще далеко, но шансы на выздоровление возросли.

Один приятель сказал мне, что, если Цица останется калекой, мне надо будет ее усыпить. Как я ненавижу этот эвфемизм! Неужели я должен приговорить мою кошечку к смерти только потому, что она будет немного хромать? Если это зависит от меня, Цица будет жить.

1 октября. В ветлечебнице меня отказались пустить к Цице — «она очень беспокойна». Я спросил сестру, хороший это признак или плохой. Этого она не знала, сказала только, что «ее состояние среднее». Ну как в любой больнице!

3 октября. Сегодня видел Цицу. Меня провела к ней старшая сестра и вынула ее из клетки. Это Цице не понравилось, и она потянулась назад. Старшая сестра сказала, что Цица чувствует себя лучше, чем они смели надеяться. Все физиологические функции в норме, и, если не произойдет осложнений, через неделю, максимум две, можно будет взять ее домой.