Циферщик
Шрифт:
Виктор подходил к моргу, у дверей которого курили двое полицейских.
Мир рушился перед его глазами. Прочитав сообщение, присланное отцом, он опустил корзину с покупками на пол и выбежал из магазина. В кармане нашёл ключи от машины. Сел за руль. В голове лишь одно: «быстрее, быстрее». Виктору казалось, что, если он поторопится, всё ещё можно будет изменить. Может, это не Оля? Может, это ошибка, и она на самом деле жива?
Остатки пьяного забытья, мерзкий привкус во рту и ноющая головная боль отошли на второй план. Он не боялся попасться гаишникам и даже сама такая возможность не приходила в его голову. Где было можно, он
На парковке у входа кипела жизнь. Две полицейские машины разгоняли мигалками вечернюю полутьму. У машины скорой помощи кружком стояли люди. От них нёсся к небу сигаретный дым. Виктору сразу бросился в глаза джип отца и «матиз» Олиной матери. Холодный ветер бил в лицо, будто упрашивая его не заходить в это мрачное здание. Виктор и сам никак не мог на это решиться. Закурил, оттягивая неизбежное.
До ушей доносились слова куривших полицейских, стоявших на страже роковой двери. Они нагло, громко, без тени стеснения обсуждали нечто, о котором Виктор до сих пор старался всерьёз не задумываться. А они говорили так просто, будто обсуждая какой-то фильм или новостной сюжет. «Почему они орут об этом на всю улицу? Тупые мрази.»
— Тот же почерк, абсолютно. Но, мне кажется, — это не очередная его рядовая жертва: она для него особенная.
— Ну да — гнида такая, — ещё бы в центральном парке труп положил! Странно, что так поздно обнаружили. Показывает: какой он весь из себя крутой и неуловимый! Лично бы, суке, пулю в лоб всадил.
— Простынку под неё подстелил, макияж, причёску сделал. Да и в целом, что-то здесь не сходится. Как будто, он её уже знал до этого.
— Может типа цифра «семь» для него что-то значит? Или просто-напросто, девчонка ему показалась красивее прочих? Кто поймёт, что у этих чертей в голове творится?
Виктор нервничал, жадно затягивался. В нём закипала злоба к этим бездельникам, которые строят из себя сраных профайлеров из американских сериалов, вместо того, чтобы предотвращать трагедии. К этим мудакам с толстыми физиономиями, которые ничего не знали и не чувствовали, но раздувались самомнением и важностью. Виктор докурил, затоптал бычок.
— А всё-таки странно, что сняли версию, мол, баба убивает. Мужик бы не устоял перед такими девчонками, снасильничал, точно тебе говорю.
— Да не пори чушь. Может, он импотент или вообще пидор? Поэтому и убивает, вымещает свою злобу.
— Ты ведь был там, где её нашли?
— Ага. Хорошо он так её положил. Даже дождём не намочило почти. Кстати, девчонка и правда клёвая. Была. Сиськи так ничего.
Виктор не мог дальше всё это выслушивать. Ему казалось, что хватит и ещё одного слова, как он набросится на них двоих и порвёт голыми руками.
Последний ледяной порыв ветра с моросью прямо в лицо. Виктор уверенно шёл к полицейским. Один из них перегородил ему дорогу, лёгонько, но угрожающе погладил ствол автомата:
— Вы куда?
— На работу, — выплюнул из себя Виктор. Говорить слово «опознание» подразумевая за ним Олю, было бы нестерпимо.
— Пропуск? — Безразлично от второго.
— Дома оставил.
— Чего-то ты на врача не шибко похож.
— А вы меня в халате не видели. Сразу преображаюсь.
— Да хрен с ним, пусть идёт!
И Виктор вошёл в морг. Представил себя со стороны. Мятая домашняя одежда, опухшее лицо, неаккуратная борода, перегар. «Да им всё по хрену. Мрази».
На
Электрические белые лампы освещали путь. От этого света хотелось закрыть лицо. Настойчивый стук в голове заглушал любые мысли. Всё вокруг превратилось в вязкий, сковывающий и мерзкий кисель.
Он заметил своего отца, который о чём-то говорил с людьми в форме. Слишком много людей со всех сторон. Виктор шёл дальше. Увидел, как рыдает Олин отец, прислонившись к стене и закрыв руками лицо.
Вот и безликая дверь, от которой веяло холодом. За этой дверью, мир Виктора окончательно рассыплется на мелкие осколки. Он подошёл в нерешительности. Боялся протянуть руку, заглянуть в то, что было скрыто. Нервно кусал губы. Теперь ему даже захотелось, чтобы те двое у входа решили всё-таки проявить сознательность, догнать его, увести отсюда. Он сглотнул вязкую гадость во рту.
Тут дверь открылась, вышла его мать и бросилась на шею Виктору с рыданиями:
— Витенька, сынок! Не ходи, не ходи, прошу тебя! Нету больше Оленьки. Витя-я-я! — захлёбывалась она в слезах. Виктор отстранил её от себя и зашёл в комнату. Вот теперь оттягивать стало невозможным.
На столе, закрытое белой простынёй, лежало тело. В углу комнаты оказывали помощь, видимо, потерявшей сознание матери Ольги. Пахло формалином, чем-то ещё химическим. Отчего-то в голове возник запах мясного отдела на рынке. К горлу подступила тошнота.
Виктор на ватных ногах подошёл к трупу. Трясущимися руками неловко потянул простынь в районе головы. Последняя, с самую маленькую песчинку, надежда, что за простыней окажется не Оля ещё теплилась в сердце.
В глазах тотчас потемнело. Виктор прокусил губу, во рту привкус крови. Внутри, как будто, что-то окончательно оборвалось. Звуки вдруг стали такими далёкими, неживыми, приглушенными. Он мог только потрясённо смотреть в мёртвое лицо. У неё, и правда, были аккуратно подкрашены ресницы; нанесены тени на глаза; накрашены губы, бережно и неброско, как она обычно и носила; чуть припудрено лицо. От всего этого ещё сильнее давило понимание, что Оля мертва. Виктору жутко было наблюдать макияж, нанесённый на маску смерти. Худенькая шея девушки покрыта уродливыми синяками и ссадинами. Волосы заплетены в длинную косу. Такую причёску она не носила со школы. Он было протянул руку, чтобы коснуться её лица, но на полпути отдёрнул, так и не решившись.
В памяти Виктора всплыло их первое свидание.
Новенький кинотеатр. Запах попкорна и лёгкий аромат духов от Оли, которые она взяла тайком у матери. Витя делал неловкие попытки её поцеловать, но она со смехом уворачивалась, играя с ним, хоть по ней и было видно, что она совсем не против такого внимания. Оле хотелось показать себя порядочной девочкой. Какой она всегда и была. Только под конец фильма (который она оба почти и не смотрели) сама положила свою ладонь на его.
Витя ей сразу понравился, призналась она позже. Они гуляли по парку, рядом с их школой. Ярко и тепло над ними улыбалось майское солнце. Витя шутил, дурачился, даже прочитал ей наизусть какое-то стихотворение. Наслаждались мороженым на качелях. Она смеялась задорным смехом, а он тонул в её очаровательных, манящих, изумрудных глазах. Потом проводил её до дома. Первый, их лёгкий, ребяческий, ни к чему не обязывающий, но одновременно, такой памятный и нежный поцелуй. Едва сомкнулись губы на мгновение. Вот за ней захлопнулась дверь, и Витя вдруг стал таким лёгким, что только каким-то чудом не взлетел и не постучался в окошко её комнаты.