Циферщик
Шрифт:
На крыльце стояла, обнявшись, молодая, милая парочка, едва не соприкасаясь носами, о чём-то тихонечко щебеча. Чтобы не смущать их, Андрей спустился и немного отошёл от крыльца. Дверь бара открылась, оттуда, на ходу застёгивая куртку, вышел Виктор. Бросив взгляд на голубков, он изобразил недовольную гримасу на лице, потом достал сигарету, подкурил и сбежал вниз по ступенькам.
— Ну и где наша карета?
Вокруг, среди маленькой, едва заполненной парковки не было ни одной машины, которая могла бы оказаться их такси. Как это частенько бывает, звонок, сообщивший о приезде машины, оказался
— Вот и карета.
Они сели в машину. Виктор устроился на заднее сиденье, Андрей сел вперёд. Таксист — немолодой мужчина с усами и в неприметных очках, довольно интеллигентной внешности, поприветствовал их, попытался завязать разговор. Однако, его никто особо не поддержал. Андрей попросил сделать радио погромче и перевёл взгляд на проносящиеся в боковом окне виды города, который в эту снежную погоду выглядел красивее, чем обычно. Виктор уткнулся в телефон, ведя с кем-то оживлённую переписку.
Они ехали под аккомпанемент ненавязчивой музыки из магнитолы, не разговаривая друг с другом. Молчание никого не тяготило. Таксист попытался было подпевать одной ужасной попсовой песенке, но быстро умолк, видимо, устыдившись самого себя. Друзей, занятых каждый своим делом, приятно согревал алкоголь, но всё равно, давящее чувство неправильности происходящего, стыда и одиночества окутывало каждого из них, трансформируясь для каждого в индивидуальный, ноющий стон души.
Несколькими часами ранее, они встретились в том баре. Нарочно держались веселее, чем им было на самом деле. Сразу же заказали водки. Выпили, не чокаясь. Разговор не клеился. Милая официантка попросила их пересесть в отдалённый, тихий, огороженный специальный столик. Не особо вдаваясь в причины этой просьбы, они пересели.
Обстановка призывала говорить о том, ради чего они встретились. Начать разговор, который оба так упорно не хотели начинать. А они лишь отводили взгляд друг от друга, перекидываясь ничего не значащими фразами, ожидая, кто же первый сдастся и переведёт разговор в ту тягостную, полную скорби степь, что своей холодностью прочно отталкивала от себя.
— Я не виню тебя, что ты не был на похоронах. Я сам хотел уехать оттуда поскорее, — как будто между прочим, начал Виктор.
— Я… просто не смог. Долго думал идти или нет. Но, в итоге, так и не заставил себя. Ты, извини… я должен был быть там, поддержать тебя. Просто, — кладбище, плач, Оля… Я просто не смог. И виню себя в этом до сих пор. Ты знаешь, что это для меня… — Андрей не смог закончить. Слова давались крайне тяжело. Избегая встречаться глазами, они замолчали. Не хотелось вести шаблонные, банальные разговоры, считавшиеся в обществе данью порядочности и воспитания.
— Как ты, Витя? — вопрос, на который Виктору хотелось кричать, беспрестанно говорить, вспоминать об Оле, рассказать, как он чуть было не потерял сознание на похоронах, как ревел ночами, как ему надоело видеть эти унылые, скорбные лица повсюду, как он каждый день напивался
— Прихожу в себя потихоньку. С понедельника на работу хочу выйти. Только пить много стал, — с этими словами он наполнил рюмки водкой. Они вновь молча, не чокаясь, выпили.
— Многие бы пили на твоём месте. Ничего страшного, но не увлекайся особо. До добра это никого не доводило. Что, следствие?
— Сам-то как думаешь? Ничего у них нет. По-прежнему, я слышал, отрабатывают версию, будто убийца — баба. Мол, мужик-маньяк, — макияж и причёску такую, как на… Оле, не смог бы сделать. Бред полный. В косу волосы заплести — ума не надо много. Ну а так, что ещё… Ничего особенного: засады устраивают, на живца ищут, патрули усилили, психологический портрет убийцы составляют, чурок всяких и душевнобольных на допросы таскают — всё без толку. Видел, кстати, дамочку за стойкой?
— Да. Она ещё так посмотрела, что в другой раз, я бы подошёл познакомиться, — грустно улыбнувшись, ответил Андрей.
— Я её в прокуратуре видел, в форме. Наверняка, — наживка. Как она себя ведёт, — вряд ли они кого-то поймают, кроме бедолаг с надеждами затащить её в койку. Ах, да, кстати, в дружинники меня звали, искать его.
— Да? А ты что?
— Послал их. Я тогда пьяный был. А теперь, всё чаще думаю, что, наверное, вступлю. Шансы, что именно дружинники его поймают, понятно, что чуть выше нуля. А то, что именно я его поймаю, — вообще из области фантастики. При чём — не научной. Но есть. Вдруг… Он мне попадётся?
— В жизни, конечно, ничего исключать нельзя, но таких совпадений, даже во снах не бывает. Да и как ты себе это представляешь? С поличным его взять?
— Да хоть бы и с поличным. Я думал много над этим, Андрюха. Знаешь, что? Я бы с удовольствием убил эту мразь, — опрокинув в себя новую рюмку, с особым нажимом на фразу «с удовольствием», отвечал Виктор.
— Прямо так? А как же суд, всепрощение и прочее дерьмо? — усмехнулся Андрей. Ход мыслей друга был ему понятен, даже симпатизировал. Месть: око за око, зуб за зуб. Это представлялось логичным, желанным и оправданным. Подобных нужно было убивать. — А если серьёзно, — ты прав. Я бы тебе в этом с удовольствием помог. Ты даже не представляешь, с каким же я удовольствием тебе бы помог. А что, давай запишемся в дружинники! Я пока не работаю нигде, времени полно. А это всё лучше, чем слоняться по городу впустую или дома штаны просиживать.
Дальше их тема разговора плавно и незаметно сменилась. Они продолжали распивать графин с водкой, пытались шутить, больше не касаясь страшных тем. Хоть и видели по лицу друг друга, какой серьёзный отпечаток тьмы оставляли эти мысли о безжалостном убийце, лишившим их мир навечно осколка света.
То дружеское общение, которое было у них всегда, неспешно возвращалось. Но мрачный отпечаток смерти, тень убитой Оли вставала перед ними, незримым механизмом выстраивая стену одиночества между друзьями.