Цикл о Своде Равновесия (фрагмент)
Шрифт:
Вскоре Эгин запихнул под койку свои порванные сандалии и выпрямился в полный рост, ощущая на ногах упоительную легкость свежей, чужой, дармовой обуви. Вот теперь можно было заняться служебным долгом.
x 5 x
В каюте Арда витал какой-то подозрительный дух, не вполне сочетающийся с представлениями о ментальной чистоте офицера "Голубого Лосося".
С внутренней стороны двери висела картина на шелке, изображающая обнаженную девушку, склоненную над водой. Ракурс, в котором безвестный растлитель нестойких душ подал не менее безвестную натурщицу, настораживал, ибо наводил на мысли о Задней Беседе. А Задняя Беседа промеж мужчиной и женщиной
Эгин сел на койку и, запустив руку в святая святых своего сарнода - обособленный медный цилиндр - извлек Зрак Истины. Стеклянный шар размером с два кулака. Никаких швов, никаких следов выдувки, никакой горловины. Просто прекрасный шар из толстого, но очень чистого стекла, полностью заполненный водой. Ни одного пузырька воздуха. А в воде - словно бы подвешены в полной неподвижности, в загадочной дреме три полупрозрачных существа каждое размером с мизинец. Тонкие многоколенчатые лапки, длиннющие усы, бусины-глаза. Креветки-светляки, выкормыши естествоиспытателей (или, как их называет Иланаф, "естествомучителей") из Опоры Безгласых Тварей. Креветки-призраки, которым ведомо неведомое.
Ну что же, начнем. Эгин вздохнул - дело предстояло скучное - и, скомкав содранную шелковую красавицу, посмотрел на нее сквозь Зрак Истины. Ничего. Как и следовало ожидать. Эгин разложил на койке шелк рисунком вниз (чтобы не смущал мысли) и один за другим изучил сквозь Зрак Истины все четыре гвоздя. И снова ничего. И снова - ничего удивительного.
Тогда Эгин на всякий случай осмотрел всю каюту. Пол, потолок, стены, койку, тумбу, откидные стулья. Подобного рода поверхностные осмотры обычно не приносят никаких результатов, потому что даже обычная ткань, не говоря уже о дереве или металле, представляет для такого простого Зрака Истины непроницаемую преграду. Но если бы вдруг в щели между бортовыми досками находилось семя Огненной Травы (что почти невероятно) или более расхожий жук-мертвитель, то... Эгин выругался. Если бы здесь находился жук-мертвитель, то он, Эгин, был бы уже мертв. Все-таки, сильно его сбили с толку эти проклятые сандалии. Он, Эгин, должен был бы осмотреть каюту через Зрак Истины незамедлительно. Хвала Шилолу, что этот Ард был сравнительно мелкой сошкой.
x 6 x
Эгин относился к тем людям, которые сперва съедают тушеную морковь, а уж потом - кусок жареного мяса, хотя морковь у них вызывает умеренное отвращение, а мясо - вожделенное слюноотделение. Эгин догадывался, где следует искать самое интересное, и все-таки продолжал разбираться с разной безобидной ерундой, тешась предвкушением досмотра навесного шкафа над койкой и сундучка под койкой.
Лучшее из личного оружия Арда осталось при трупе и сейчас вкупе с его одеждой досматривается какими-то другими поддельными чиновниками Морского Дома в городском Чертоге Усопших. Или поддельными писарями из Чертога Усопших - это не его, Эгина, дело.
В угрюмой утробе тумбы, где водился средних размеров и большой мерзости паук (его что, этот Ард, нарочно лелеял?), обнаружилась пара чуть заржавленных абордажных топориков. Больше оружия в каюте не было. Немного для "лосося", но, в принципе, понять можно - остальное они получают перед выходом в море из своих арсеналов. Включая и тяжелые доспехи.
Эгин ковырнул ногтем ржавчину на топоре. Засохшая кровь. Действительно, с чего бы ржаветь хорошей оружейной стали? Любой офицер любит свое оружие. Эгин вот, например, очень любил. Но он никогда не забывал стереть кровь. А Ард забыл. Или не захотел. Топоры, проигнорированные Зраком Истины, отправились к гвоздям. Раздавленный при попытке к бегству паук - к праотцам.
В тумбочке еще сыскался светильник и Эгин, немного поколебавшись, зажег его и выставил на тумбочку. Масла в светильнике было мало, но на ближайший час хватало с лихвой. А Эгину больше было и не нужно.
"Ладно. Хватит. Морковкой я сыт. Хочу мяса", - подумал Эгин, которому действительно очень захотелось запустить зубы в сочную плоть убиенного тельца. Ел он давно.
Эгин подошел к навесному шкафу и, откинув два крючка, рывком распахнул его створки. Около сорока корешков разномастных книжек.
"Ого!" - присвистнул Эгин. За всю свою жизнь он едва ли прочел столько. Да что там прочел! Может, и в руках столько не передержал. Ну что же, не даром первый, скорее забавный, нежели содержательный донос на Арда поступил из публичного книгохранилища. Он, видите ли, испросил "что-нибудь о раннем, "героическом" периоде истории Орина". А когда ему ответили, что могут предложить только "Грютские войны" медовоустого Карациттагона, обласканного по обоим берегам Ориса и по обеим сторонам Хелтанских гор, Ард изволил наморщить свой породистый нос и удалился, бормоча "хамы..."
Вспоминая этот дурацкий донос, прочитанный месяц назад в кабинете Норо, Эгин направил Зрак Истины на книги Арда.
О да! Дерево створок действительно надежно хранило их до поры, но теперь, обнаженные, они явили свою сущность. И если верхний ряд и правая половина нижнего были непорочны, то при осмотре левых корешков креветки наконец-то ожили. Под их эфемерными панцирями пробежали цепочки малиновых огоньков. Самая крупная встала в шаре вертикально, опустив голову вниз, а две другие составили с ней подобие двухсторонней виселицы.
Эгин выбрал наугад третью по счету слева книгу - самую тощую и невзрачную - и посмотрел на нее отдельно. Цвет огоньков, которыми истекала плоть креветок, изменился на нежно-салатовый. Потом он насытился густой зеленью. Эгин помнил предписания. Эгин знал, что он должен сделать в этом случае. И все-таки продолжал смотреть, ибо никогда еще ему не приходилось встречать Изумрудный Трепет. И только когда старшая из креветок, став сплошь зеленой и совершенно непрозрачной, неожиданно упала на дно, словно бы отяжелела свинцовой тяжестью, Эгин наконец очнулся от наваждения и поспешно отвел взор.
Плохо. Зрак придется менять, потому что вслед за первой очень скоро умрут и две остальные. Придется объясняться перед начальством. Вообще-то, подобный отход от предписаний сам по себе еще не преступление, а всего лишь служебный проступок. Но и этого не мало.
"Ну ладно, - мысленно махнул рукой Эгин.– Раз уж я загубил Зрак и раз уж я видел Изумрудный Трепет, то можно, пожалуй, еще раз отойти от предписаний и узнать, что же в этой дрянной книжонке вызвало Изумрудный Трепет. Об этом-то уж точно никто не узнает."