Цикл Охранное отделение. Загадка о морском пейзаже
Шрифт:
— Вешалка для гвардейского мундира! Проклятая сводня! Вначале он подсунул мне свою сообщницу — красивое животное, которая наградила меня срамной болезнью. Вместе с этой похотливой стервой и ее дружком я отправился на пару деньков «проветриться» в Монте-Карло. Мы ехали по прекрасной железной дороге, пронзая заснеженные Альпы насквозь по недавно построенным туннелям. Для меня это было фантастическое путешествие в сказочную солнечную страну, где 360 дней в году гремят праздники и фестивали, где постоянно гастролируют знаменитости. Поверьте, я далеко не наивный мальчик, но атмосфера праздника, наслаждения и счастья захватывает вас, как только вы садитесь в красивый поезд. Даже обложка меню в вагоне-ресторане была украшена обворожительной
Человека, попавшего в Монте-Карло, всеми способами стараются хотя бы на одну ночь задержать в городе, где все дороги ведут в казино. Для этого умышленно искажаются расписания пароходов и поездов и даже подводятся стрелки уличных часов. По всей Европе продаются изданные на средства синдиката владельцев казино книги и брошюры с броскими завлекательными заголовками: «Три миллиона за семь франков», «Советы начинающим: как наверняка выиграть в рулетку».
Одним словом, в Монако искусители заманили меня в шикарную ловушку. Вначале мне дьявольски везло. Потом пошло хуже, но зато появилось азартное желание отыграться. Пока я безоглядно швырял на зеленое сукно карты и тысячи, бесстыдная куртизанка жарко нашептывала мне на ухо, что у нее панталончики промокли от возбуждения, так славно я понтирую, и подливала мне шампанского. Я был в таком дурмане, что мне казалось, что это сама Фортуна заигрывает со мной, испытывая меня, прежде чем отдаться. Помню, вокруг игорного стола столпилась публика, поднялся шум. Все восхищенно шептались, что «ле бояр рюсс», то есть я, сегодня определенно сорвет банк.
Я так увлекся, что и не заметил, как оказался «лежащим кверху килем». За несколько часов я проиграл все казенные деньги. Без малого полмиллиона франков! Жорж одолжил мне 12 000, чтобы я мог отыграться. Но я спустил и эти деньги до последнего су. Мне угрожал суд за растрату, я был в отчаянии! Но Жорж взялся все уладить. Каким-то образом ему удалось уладить дело с хозяином казино. Только потом я понял, что облапошившие меня разбойники были с ним в сговоре. Я подписал долговые бумаги. Одним словом, я запутался окончательно.
Спустя какое-то время Жорж нашел меня в Петербурге. Правда, теперь его звали по-другому. Я как раз только получил назначение на «Полярную звезду». Этот мерзкий мошенник сунул мне под нос подписанные мною долговые обязательства и потребовал оплатить их. Речь шла об огромной сумме. У меня никогда не было таких денег. Тогда он предложил сделку. Меня купили, как последнего негодяя.
— Что ему было нужно от вас?
Моряк одернул на себе китель, как будто поднимаясь на залитый кровью капитанский мостик в разгар неравного боя. Теперь это был не ловкий карьерист, а вспомнивший про свою честь офицер, поседевший на службе.
— Я понимаю. Присяга, долг обязывают меня говорить правду. Как бы тяжело это ни было.
Штукельберг рассказал, что взявший его за горло приятель разгульной молодости попросил в оплату долга в течение трех месяцев заранее сообщать о выходах царской яхты из порта и маршрутах ее следования.
— Жорж объяснил мне, что это необходимо ему для развлечения зарубежных компаньонов, которых он собирался пригласить на лето в Гельсингфорс. Он якобы вознамерился открыть крупное дело в Финляндии с участием французского и американского капиталов. А чтобы намеченные сделки продвигались без помех, требовалось ублажить иностранцев с русским размахом. Помимо организованных охотничьих потех и разгульных ресторанных оргий требовалось впечатлить гостей пышным зрелищем в византийском стиле, каким безусловно являлся торжественный выход из порта эскадры русского царя.
Жорж даже пригласил Штукельберга на экскурсионный кораблик «Одиссей», который он специально купил у местного хозяина, чтобы его гости могли наблюдать за всем с близкого расстояния.
— Клянусь! — глядя на жандарма искренними глазами и крестясь, уверял Штукельберг. — Я до самого последнего момента не подозревал, что речь идет об измене. А когда понял, было уже поздно.
— А когда вы это поняли?
— Когда Жорж стал требовать, чтобы я предупреждал его даже о ночных выходах. Какое уж там зрелище, когда мы выскальзывали из порта, словно вор из разграбленной лавки — безлунной ночью, встречаясь с конвоем уже в пути! А потом я узнал о появлении самодельных мин в фарватере. Впрочем, с самого начала мысли о сделке с этим чертом вызывали у меня приступы желудочных болей.
Анри попросил капитана «Полярной звезды» описать человека, который его шантажировал, а также его сообщницу из Монте-Карло. Больше всего Вильмонт страшился узнать, что роль презренной приманки, на которую поймали доверчивого моряка, играла его бывшая невеста — Лиза. Но к счастью, выяснилось, что речь шла совсем о другой женщине.
— Скажите, Эдвард Александрович, ваш приятель действительно так богат?
Командир «Полярной звезды» презрительно улыбнулся сквозь усы и бороду.
— Он только хочет казаться состоятельным джентльменом. На самом деле это продувшийся шаромыжник, у которого нет денег даже на дюжину приличных шелковых сорочек и хорошие сигары.
— Сигары?!
— Ну да! Он носит пристяжные манжеты и курит всякую дрянь с поддельными этикетками, воображая себя по старой памяти особой аристократических кровей. Только все это чистой воды позерство. Наследства он не получил, репутацию промотал, как и все остальное. Этот тип не оказался в сточной канаве, куда бросают дохлых собак и беспаспортных бродяг, только потому, что его взяли на содержание негодяи. Эти господа бунтуют русскую чернь, а сами заказывают смокинги у лучших парижских портных, являются завсегдатаями самых дорогих кабаре и, как настоящие буржуа и нувориши, раскатывают в тысячных экипажах со своими раскормленными и разряженными, словно куклы, содержанками.
— Откуда вам известно про этих господ?
— Как капитан придворной яхты я в курсе многого из того, что делается у нас и за границей. На борту моей «Полярной звезды» делается политика!
Тут Штукельберг, словно опомнившись, с горечью произнес:
— Впрочем, я немногим лучше этой политической проститутки Жоржика. Как ни горько мне в этом признаваться. С этого дня мне больше не переступить порог зала морского собрания. Жизнь моя кончена. Но поверите: я чувствую огромное облегчение, ибо избавился от груза, который давил меня почти год.
Штукельберг перекрестился и с большим достоинством произнес:
— Как офицер офицера прошу вас: позволить мне уйти с честью до суда.
Но Анри стал уговаривать кавторанга не делать этого. Вильмонт сказал ему, что суда, конечно, не избежать, но приговор может быть смягчен искренним раскаянием подсудимого.
Однако Штукельберг пребывал в полном унынии.
— Что за счастье, если каторжную тюрьму мне заменят только увольнением со службы. Позор страшнее всего! Мне пятьдесят три года. Все, к чему я стремился долгие годы, погублено, и ничего уже не исправишь. И некого винить. Только я один виноват в постигшей меня катастрофе. Но моя жена, дети — почему они должны страдать за мои грехи?! Если будет суд, пятно позора ляжет на них. А так все может остаться в тайне.