Цикл Охранное отделение. Загадка о морском пейзаже
Шрифт:
У Анри кулаки налились свинцовой тяжестью. Видя, как гневно загорелись глаза капитана, мудрый Кошечкин посоветовал:
— Как ваш друг и как человек значительно дольше вас живущий на свете, говорю вам: не спешите пороть горячку!
— Да я им просто самым простонародным способом набью морду. И пусть жалуются хоть министру, хоть самому государю.
— Они только и ждут, чтобы вы сорвались, дали волю чувству гнева, чтобы отстранить вас от дела. Вас за рукоприкладство выкинут в отставку, а им новые должности и ордена дадут в утешение. Не дурите! Оклеветанный и заклейменный, вы не сможете выполнить свой долг перед Отечеством. Прежде успокойтесь, напишите с холодной головой рапорт начальству о преступном самоуправстве этих господ. А потом уж действуйте,
Писать кляузу не хотелось. Тошно и противно было заниматься такой мерзостью. Но тысячу раз был прав многоопытный Кошечкин: врага надо бить его же оружием. И Эристов наверняка посоветовал бы ему поступить так же.
Когда рапорт был готов, Кошечкин взялся со своим человеком доставить письмо в Петербург. Теперь пришло время разобраться с интриганами из собственного департамента. Одного из этих подлецов по фамилии Золотников жандармы вытащили тепленьким из постели. Конечно, интриган уверял, что ему ничего не известно про заказанное на армейских арсеналах от имени Вильмонта снаряжение. И про тайную переписку с Петербургом он, мол, тоже ничего не слышал. Зато прибывший из столицы чиновник очень негодовал по поводу грубого поведения жандармов.
Не обращая внимание на его причитания, агенты Кошечкина быстренько напялили на возмущающегося «охранника» одежду и чуть ли не на руках снесли его вниз к поджидающему экипажу. Жандармские унтер-офицеры запихнули сопротивляющегося господина в пролетку, а сами сели по бокам от него и подняли кожаный верх. Кошечкин и Вильмонт сели во вторую коляску. Кортеж помчался в сторону военного порта. Для своих оперативных нужд начальник железнодорожной жандармерии, пользующийся в городе гораздо большим авторитетом, чем даже сам полицмейстер, одалживал лошадей на конюшне пожарного депо. Так что две пролетки летели по городским улицам, словно на пожар. В дом, где находилась база террористов, полицейские зашли с черного хода. Поднялись на чердак, стараясь по дороге не производить даже малейшего шума.
Здесь их действительно ожидал сюрприз. На расчищенном от неиспользованных за зиму запасов угля пятачке стоял странный медный прибор, отдаленно напоминающий самовар, только с вращающейся рукояткой на боку, навроде той, что крутят шарманщики. Аппарат охранял какой-то тип, который при появлении чужаков достал револьвер.
Чиновник охранки вышел вперед. Часовой узнал его и убрал оружие.
— Что это такое? — озадаченно спросил Кошечкин, подходя к «самовару». Они разговаривали едва слышным шепотом, чтобы их не услышали в квартире внизу.
— Дьявольская шарманка или мясорубка доброго доктора Гатлинга, — со знанием дела мрачно пошутил Вильмонт, которому приходилось раньше видеть такие штуки. Теперь он знал, зачем коллегам понадобилось подделывать его подпись. Сами они достать новейшую картечницу не смогли бы, ибо чиновникам полиции, даже тайной, тяжелое вооружение не полагается. Но у армии оно есть. Жандармы же организационно и хозяйственно являются частью военного ведомства.
Они подошли вплотную к диковинной машине и принялись рассматривать ее. Массивная металлическая труба была вертикально установлена на специальном станке. Это было орудие новейшего типа. Оно отличалось фантастической скорострельностью, делая около четырехсот выстрелов в минуту. Фактически вращающий ручку канонир заменял собой целую роту пехотинцев с винтовками. После успешного применения англичанами картечниц в Африке против зулусов и при подавлении восстания в египетском Порт-Саиде их стали называть «колониальными» и «английскими». Но наиболее эффективно эти «мясорубки» зарекомендовали себя во время гражданской войны в Североамериканских Соединенных Штатах, превратив тысячи солдат южан в кровавый фарш.
Когда они вновь оказались на улице, Вильмонт неприязненно посмотрел на умника, додумавшегося применить столь варварское оружие в доме, в котором, помимо террористов, проживали десятки ни в чем не повинных людей.
— Я не хочу сейчас обсуждать, как вам удалось получить это орудие. По-видимому, с этим будет разбираться военная прокуратура. Но разве вам неизвестно, что в квартире под нами находится женщина и ребенок?
Золотников пожал плечами:
— Они все там одна банда. И потом картечница нужна нам на крайний случай, если при аресте террористы попытаются оказать ожесточенное сопротивление полиции.
Тупое существо в вицмундире произнесло это совершенно буднично, словно речь шла о каком-то обычном и даже полезном предприятии, вроде отвода земли под строительство или выделение средств на закупку лекарств для бесплатных земских больниц.
Анри не сдержался. К счастью, его занесенный для удара кулак успел перехватить Кошечкин. Но на Золотникова это подействовало. В побелевших от ярости глазах жандармского капитана он увидел свое незавидное будущее. В полицию этот тип пришел не по убеждению, а по воле случая. К сожалению, такое случалось, и не редко. Еще студентом он оказался втянутым в революционную среду, а потом предложил свои услуги тайной полиции. Скорей всего Золотников сделал это из-за денег и страха перед неприятными последствиями совершенной по молодости ошибки, такими, как тюрьма, высылка, ссылка, каторга. Некоторое время он служил осведомителем, сдавая своих товарищей. Потом в качестве эксперта по революционному подполью получил штатную должность старшего чиновника по поручениям в аппарате охранки. За заслуги был отмечен орденом Владимира и даже заслужил дворянство. Однако, несмотря на награды и благородное звание, обычно такие перевертыши не имели чести. За время службы осведомителями они смирялись с собственным ничтожеством, привыкали к высокомерию и презрительному отношению со стороны жандармских офицеров. Нередко профессиональные провокаторы использовали свое положение для личного обогащения или чтобы свести счеты с конкурентами.
Обычно таких сотрудников старались не привлекать к розыскной деятельности, по инструкции им нельзя было поручать работу с секретными агентами в стане революционеров из-за высокого риска нового предательства с их стороны. Ведь тот, кто уже однажды предал, легко может изменить снова.
Однако на практике в Департаменте полиции у каждого начальника имелся свой круг любимчиков, которых он всеми правдами и неправдами старался продвигать по служебной лестнице. А для этого фаворитам нужно было давать возможности отличиться. Именно так подобные иуды и бездари прорывались в чиновники по особо важным поручениям и даже начинали оттирать от расследования особо опасных государственных преступлений заслуженных жандармских офицеров.
Но даже на высоких должностях страх перед затянутым в тонкую тесную перчатку кулаком жандарма не покидал их. Еще больше они боялись мести со стороны бывших товарищей. Постоянный страх разъедал их души, в которых просто не оставалось моральных принципов и убеждений.
Свежий воздух на улице постепенно привел Вильмонта в себя. Теперь Анри знал, что ему делать, и удивлялся: «Как это я чуть не изувечил негодяя? Вот было бы глупо! Из-за какого-то мерзавца все дело мог отдать на откуп корыстным ничтожествам. Спасибо Кошечкину — вовремя он меня остановил. Нет, с такими негодяями надо действовать только хитростью и коварством». Анри была известна нехитрая механика души таких перебежчиков. Поэтому он сделал вид, что, подумав, вдруг изменил свое мнение о собеседнике.
— Простите, я сразу во всем не разобрался. Только поэтому позволил дать волю своему гневу, — сказал капитан изумленному Золотникову.
— Еще раз простите. Вы, несомненно, поступаете очень мужественно и дальновидно, решив устрашить наших врагов с помощью этой артиллерийской батареи на одном лафете. Пусть они знают, что на их террор мы ответим еще более кровавым террором. Все верно! Прикажите размазать по стенам всех, кто находится там внизу. И я первый стану рукоплескать вашей решительности! Несомненно, после такого поступка вас удостоят высших почестей и похоронят, как генерала.