Циклопы
Шрифт:
Завьялов выгрузил тело жениха перед салоном кудесника Генриховича, транспортировал фигуру до примерочной и кратко информировал:
— Аркадий Генрихович, друг любезный, выручайте. Эту пьяную харю ждет взвод потенциальных родственников из первой полусотни Форбс. Ежели профукаем невесту — повесится на первой же березе.
Владелец магазина проникся речью, оглядел фигуру, мгновенно вычислив размер, и щелкнул пальцами продавщицам:
— Девочки в примерочную коктейль номер пять. Ирина, готовь ботинки из последней коллекции…
Через
…- Возьми кредитку, Кеша. И не вздумай стоить глазки продавщицам. Они девицы — вышколенные, мы парни — независимые. Когда легенда будет набивать пакеты, о ценах — ни гу-гу. Я в салоне ничего примерять ничего не буду, скромным обворованным дядюшкой из Конотопа постою в сторонке, в носу поковыряю.
Следующий инструктаж прошел уже в машине знатно набитой приличными картонными пакетами. Чародей Аркаша не подвел, прикинул конотопского дядюшку вплоть до трусов и шейного платочка.
— Сейчас, Иннокентий, мы войдем в мой дом. Поздороваешься с консьержкой: «Здрасьте, Полина Викторовна». Далее — по отработанному тексту. Дядю обокрали, побили, он два дня не жрамши. Если дядя будет приходить ко мне — пускайте без звонка, у него есть ключ. И, кстати. Пакетики не забудь помочь донести престарелому родственнику…
Знакомая до мелочей трехкомнатная холостяцкая берлога как будто увеличилась в размерах. Потолок улетел ввысь, дверные ручки упирались в бок выше зоны талии и постоянно цеплялись, попадались в рукава растянутой олимпийки…
Низкорослым прибитым найденышем Завьялов растерянно бродил по комнатам и заставлял себя не сосредотачиваться на гнусных ощущениях горошины, попавшей из кофейной чашечки в графин.
Жесть! Как все паршиво изменилось… Стало чужим, несоразмерным, непривычным!
Подобное ощущение Завьялов уже испытал в Порше. Но там он, скрипнув зубами, отрегулировал водительское кресло и бдительно следил, чтобы машинально не промахиваться мимо рычагов управления.
С квартирой этого не сделаешь. Потолок не приспустить. Высоту дверных ручек не отрегулируешь. Любимые тапки — не ушьешь на скорую руку…
Раздраженно поглядывая на беспечно прогуливающегося по трехкомнатным просторам Кешу — себя, себя, себя!! — Завьялов с трудом удерживал в гортани рычание! В горле клокотала, закипала ненависть к родному телу, хотелось вцепиться ногтями в собственную грудь, разодрать ее на части и — вынуть! вытащить оттуда существо, занявшее чужое место!
Завьялову казалось, что квартира предала его. Впустила и приняла чужака, позволила себя разглядывать, как плечевая проститутка на шоссейке! Отдалась — задаром развалилась! изменила старому, нет! НАСТОЯЩЕМУ
Завьялов никогда не страдал вещизмом. Реально обалдел, когда почувствовал ревность — пальцы тела-Кеши прошлись по кнопкам пульта управления музыкального центра!
Его, его центра! Кеша вроде бы пытался запустить проигрыватель, на котором ЕГО битлы стояли!
— Не трогай. — Глухо произнес Борис. — Ничего здесь — не трогай.
— Почему? — удивленно обернулось тело. — Вы думаете, я здесь что-нибудь сломаю?
Завьялов закрыл глаза, мысленно сосчитал до десяти и только тогда, поглядев на стену мимо родимого лицо, размеренно проговорил:
— Давай договоримся сразу, Иннокентий. На м о е м п о л е, ты играешь по м о и м правилам. Если я говорю — «не трогай», значит на это есть причины. Сядь на диван. Можешь включить телевизор. И молчи, пока тебя не спросят. Усек?
— Угу. — Тело-Кеша послушно опустился на диван. Поглядел вокруг. — А как включить этот… телевизор?
Собравшийся уйти из гостиной Борис, остановился. Вопрос был неожиданным, так как на журнальном столике, на самом виду лежал пульт управления. Похититель чужой собственности сюрпризы подносил мешками.
— Пульт перед тобой, — пристально наблюдая за движениями еще недавно собственных серо-стальных глаз, проговорил Завьялов.
Зрачки сновали по сторонам, довольно продолжительное время не останавливались на прямоугольнике с кнопочками.
— Ты что…, телевизора никогда не видел? — хмуро поинтересовался Боря.
— Ну почему же, — пожало плечами тело и вольно раскинуло руки по спинке дивана, — Видел, конечно. Только не такой.
— А какой? — Завьялов встал напротив дивана, задумчиво набычился.
— Мы переходим на мое поле, Борис Михайлович, — знакомое до мельчайшей черточки лицо, сложилось в ухмылку. Боре жутко захотелось хотя бы шелобан в родной лобешник отвесить…
Сдержался.
Повернулся на пятках к арке-выходу, пошел в прихожую. До прибытия Сухого с понюшкой в пакетике оставалось сорок пять минут, а надо еще бомжеское рыло по мере возможности облагородить. Учитывая, что скорострельными банно-прачечными процедурами здесь не обойтись — цейтнот.
В прихожей, напротив сплошь застекленного платьевого шкафа стояла тумба с выдвижными отделениями. В приличных семьях в подобных ящиках хранят перчатки, складные зонтики, запасные ключи и даже гостевые тапочки. Завьялов называл вместительную верхнюю ячейку привычным автомобильным термином: «бардачок». Там валялись — порой годами — многочисленные мелочи, оставленные в холостяцкой берлоге хитроумными подружками в качестве предлога. «Борис, я у тебя браслетку позабыла… Зайду?» «Боренька, тебе не попадалась моя любимая помада?» «Завянь, я не могла у тебя оставить очки? неповторимые перчатки? бюстгальтер из Парижа!! рыдаю-пропадаю — бусики забыла!..»