Цирк чудес
Шрифт:
Тоби
Тоби пора возвращаться в лагерь, на полном карьере преодолеть лабиринты живой изгороди, прежде чем стемнеет. Но он не может противиться искушению человеческого любопытства к нему, когда он развешивает рекламные афиши, зажав гвозди во рту. Он специально опаздывает, как будто это часть представления. Его брат только посмеялся бы над театральным замахом молотка, над тем, как он отступает в сторону, словно отбрасывая плащ. Та-дам! Но эти селяне смотрят на него как на важного господина, словно он был кем-то особенным, и он расправляет плечи и поправляет венок из одуванчиков, сплетенный
Как только он возвращается в лагерь, то отступает на задний план. Он всего лишь посредник, а его физическая сила – единственный способ оплатить долг перед братом. Он сгребает сено, укрепляет стойки и смазывает храповики. Он высокий, но не высоченный. Он плотно сбит, но недостаточно толстый. Его сила полезна, но она ничто по сравнению с тем, кто зарабатывает ею на жизнь, – как Виоланте по прозвищу Испанский Геркулес, который может поднять железную пушку весом четыреста футов, привязанную к его волосам.
Когда он стоит возле гостиницы и люди посматривают на рулон афиш, выглядывающих из седельной сумки, его воротничок мокнет от пота. Этот день слишком ясный, слишком жаркий, почти ненастоящий. Все вокруг неподвижно, безупречно и похоже на стеклянный пузырь, который вот-вот разобьется.
Он смотрит на светловолосую девушку, которая бежит к морю, поднимая пыльный след. Веснушчатый паренек выходит из-за угла, утирая кровь из носа и с губ. Они так разволновались из-за представления, что началась драка. Вот что он скажет вечером своему брату Джасперу. По крайней мере, новость о таком лихорадочном предвкушении как-то смягчит необузданный нрав Джаспера, когда он узнает об этом; даже крестьяне могут быть щедрыми. Деревянные домики теснятся, как престарелые вдовы, как тощие псы с выпирающими ребрами. Он думает о Севастополе и о сгоревших скорлупках жилищ, о липком цветочном запахе. Его пальцы дрожат, поводья звякают. Пронзительные крики чаек похожи на залпы мортир. Вонь немытых тел и сухого навоза. Он потирает щеку.
Тоби садится на коня (Гримальди, названный в честь клоуна), пришпоривает его бока и направляется в сторону нынешнего лагеря, что примерно в часе езды верхом. Сегодня вечером они соберут повозки, запрягут зебр и медленной процессией двинутся к этому поселку. Он договорился насчет поля, где они поставят шатер, и велел зеленщику обеспечить животных капустой и старыми овощами.
Сразу после дорожной заставы Тоби решает направиться в обход по более длинной прибрежной тропе, где бежала девушка. Приближаясь к утесам, он проезжает мимо крошечных огороженных садов с фиалковыми клумбами, и до него доходит, что в деревне есть цветочная ферма. Он слышит первую кукушку в этом году, легким галопом минует каменку [1] , которая прихорашивается на ветке.
1
Каменка – птица из семейства мухоловковых. (Здесь и далее прим. пер.)
Море прозрачное, как голубой джин, скалы будто острые штыки. Небо смыкается с морем в бледной дымке. Он останавливается и складывает пальцы в грубое подобие квадрата, как будто запечатлевая эту сцену своим громоздким фотографическим аппаратом. Потом опускает руки. Девственные пейзажи утратили привлекательность для него после Крымской войны. Вместо этого он достает сигару и коробок шведских спичек.
В тот момент, когда Тоби чиркает спичкой и вдыхает ее камфарно-серный запах, он видит девушку, стоящую на скале, как будто она собирается выйти на сцену.
Тоби совершенно уверен, что она утонула. Она уже слишком долго пробыла под водой. Он спрыгивает с коня и бежит вперед, потом вниз по крутой прибрежной тропинке. Поскальзывается на гальке и подворачивает лодыжку. Боль пронзает как клинок. Гримальди ковыляет позади. Сначала Тоби ничего не видит, потом рука девушки поднимается, как будто вырастая из моря. Он дергает рубашку и заходит на мелководье. Вода холодная, но ему наплевать.
А потом она всплывает и ее руки начинают рассекать воду. Она качается вместе с морем, непринужденно плещется, как тюлень. Взбивает пену ногами, ныряет и выныривает с мокрыми волосами, облепившими лицо. Эта сцена выглядит интимной, и Тоби чувствует, как будто он подглядывает за ней, – но он заворожен тихой радостью и грацией ее движений. Она разрезает воду так же уверенно, как горячий нож сливочное масло. Срезает путь к тому месту, откуда прыгнула, и ждет прибоя, а потом оседлывает волну. Он почти ожидает увидеть чешуйчатый хвост, а не ноги.
Когда она выбирается на берег, то видит его, а он видит себя ее глазами: мокрые штаны, безрукавка из телячьей кожи наполовину снята. Рубашка распахнута, бледный живот торчит наружу. Неуклюжий как медведь. Он вспыхивает, и краснота сползает на шею.
– Я… Я думал, что ты тонешь, – говорит он.
– Нет.
Она обхватывает ладонью подбородок и бросает на Тоби резкий взгляд; ее лицо почти скрыто от него. Но он чувствует за ее гневом что-то большее: скрытое томление, как будто ей слишком тесно в этом месте и она хочет вырваться на простор. Он ощущает схожую тягу.
Она отворачивается и смотрит на горизонт. В ней есть что-то такое, чего он не может объяснить. Он замечает, что тень падает не на ту щеку, и по его спине пробегает холодок. Он шагает вперед, не обращая внимания на волны, бурлящие у коленей.
Со стороны кажется, будто кто-то взял кисть и провел от ее скулы до подбородка, разбросав крошечные коричневые веснушки по остальной части ее лица и шеи. Он хочет отвернуться, но не может. Не может поверить, что в этой крошечной деревушке есть нечто столь необыкновенное. Здесь, среди грязи, крапивы и скособоченных домиков.
– Ну что, насмотрелся? – спрашивает она. В ее глазах горит вызов, как будто она ждет его смятения.
Ее слова больно ранят его. Он снова краснеет.
– Я… – мямлит он. – Я не…
Наступает молчание. Волны плюются гребнями пены и разбиваются на берегу. Море разделяет их и словно защищает ее. Пора уходить. Солнце уже клонится к закату, а ему придется скакать еще час до наступления темноты. Он не знаком с этой местностью. Он прикасается к ножу на бедре, готовый воткнуть сталь в любого разбойника, который прыгнет на него с дерева.
С утесов раздается мужской крик.
– Нелли! Нел-ли!
Она скрывается за валуном.
Должно быть, это ее муж; она выглядит достаточно взрослой, чтобы быть замужней женщиной. Он гадает, не поссорились ли они и не поэтому ли она оказалась здесь.
– Ладно, пока, – говорит он, но она не отвечает.
Тоби бредет по берегу. Морские анемоны выставляют себя напоказ в приливных каменных бассейнах. Он забирается на спину Гримальди и, когда переходит тропу, встречается с мужчиной, выкликавшим ее имя. Он поднимает кепку.