Цирк приехал!
Шрифт:
— Сейчас, сейчас, давайте только отъедем немного! — тихо, чтобы не услышала Риммина мама, умолял Ромка.
— Что значит «отъедем»? — заорал во весь голос возница и, состроив жалостливую рожу, обратился вдруг к Римминой маме: — Обмануть меня хочет! Ты глянь только, мадам! Обмануть!
Сгорая со стыда, Ромка расплатился. У трамвайной остановки пролетка опять поравнялась с ребятами, ожидавшими трамвая для пересадки.
— Эй, Ромка! Что порожняком? — крикнул Валька Кадулин.
— У клуба ждет! Я все перепутал! — бодро отозвался
— Нет, спасибо! — ответил за всех Влас. — Нам неплохо и на трамвае. Мы успеем и так!
Ехать было скучно.
Из задумчивости Ромку вывело пчелиное жужжание. Вокруг Ромки вилась пчела. И откуда она взялась? Из Римм иного сада, наверное…
Ромка отмахнулся. Пчела отлетела и устроилась на огромном, как сундук, заду возницы. «Вот хорошо бы, ужалила его, проклятого!»
— Куси его! Куси его! — зашептал Ромка.
Но пчела не стала жалить извозчика, а снова перелетела ближе к Ромке. «И чего её тянет ко мне? — подумал он. — Из-за папиного одеколона, наверное. Ведь он цветочный».
Пчела зажужжала над Ромкиной головой, «Сахар!» — понял он.
Ромка пощупал сладкие слипшиеся волосы.
«Ну и обезьяна же я! — клял себя Ромка. — Прекрасная была прическа. Так нет! Надо было „политический зачес“ устраивать!»
Пчела перестала жужжать. «На волосы села», — ужаснулся Ромка, отчаянно замотал головой и начал метаться по сиденью.
— Ты чего, пан? — с удивлением обернулся извозчик.
— Пчела! Пчела! — зашептал Ромка. — Сгоните её, пожалуйста!
— Тпру! — Извозчик остановил пролетку. И, подумав немного, изрек: — Ежели бы зима сейчас была, известное дело, легче бы было!
— При чем тут зима?
— Вот и выходит, пан, что ты совсем дурной! Живешь без гармошки в голове! Зимой у меня есть рукавицы. Я бы её враз схватил! А голыми руками поди возьми!
Возница взял кнут и осторожно помахал им над Ромкиной головой. Пчела тут же пребольно ужалила Ромку в бровь.
— У-и-и-и-и! — взвыл несчастный и тотчас получил такой удар кулачищем в лоб, что отлетел назад.
Несколько полтинников выскользнули из Ромкиного кармана и исчезли в глубоких складках кожаного сиденья. Но Ромка не заметил этого.
— Ну, теперь все! Во как я её! — похвастался возница, ткнув кнутовищем в мертвую пчелу.
Бровь вспухла немедленно, и Ромка отчетливо чувствовал, что лицо перекосило в сторону.
— Ну, вылазь! Вон он, клуб-то твой!
Ромка пулей выскочил из пролетки. Риммы у клуба не было.
Заморосил мелкий дождь.
Риммы не было. Ромка успел выучить надпись на плакате у входа:
Трамвай шел за трамваем. Риммы не было. Приехали Влас, Борька, Нина, Павлик Асиновский и Валька Кадулин. Увидев распухшую физиономию Ромки, они рассмеялись:
— Что с тобой?
— Так, забавный случай один, — пробовал отшутиться Ромка. — На извозчика села пчела, он попросил меня согнать её, страшно струсил, я поймал пчелу, она вырвалась… и вот результат. Жало во мне! Стыд сказать, но грех утаить…
— А Римка твоя где? — язвительно спросил Валька.
— Придет! — бодро ответил Ромка. — Не волнуйся!
— А я и не волнуюсь, не то что ты! — насмешливо сказал Вирфикс.
— Живешь без гармошки в голове, так уж молчи! — огрызнулся Ромка.
— Ладно, хватит вам ругаться, — сказал Влас. Подошел трамвай. Из него выскочил взволнованный Лешка.
— Потрясающая новость! Знаете, кто Аркадию Викентьевичу фискалит? И про скелет, и про футбол? Знаете, кто его подослал на пустырь? Кто ему подарочки преподносит в дань рождения? Кто ходит к нему в гости? Сплетничает?
— Кто? Кто?
— Петька Бурлаченко!
— Жиртрест? Не может быть! Откуда ты знаешь?
— Соседка рассказала. Она ходит к Аркадию Викентьевичу стирать белье. Петьку видела у него. Он с родителями пришел, преподнес прибор мраморный, чернильный. Они там и про футбол разговаривали, и про скелет.
— Ну если так, то завтра после уроков мы Жиртресту устроим такую «темную», чтобы на всю жизнь зарекся подличать!
— Сегодня же! После клуба! — возмутился Ромка.
— Ничего, и завтра успеется! Надо все организовать как следует!
— Тс-с! Петька идет!
К ребятам бежал запыхавшийся, раскрасневшийся Петька Бурлаченко.
— Меня ждете? Здорово!
— Наше вам с кисточкой! Пошли, ребята! А ты, Ромка? — спросил Влас.
— Я подожду.
«Если не будет на следующем трамвае, — решил Ромка, — все! Может, я зря не продал её билет? Спрашивали ведь! Можно было заломить цену!»
Из клуба донеслись звуки духового оркестра. В окне второго этажа Ромка увидел ребят. Встав тесным полукольцом вокруг Коли Плодухина, они играли в «Антирелигиозный аукцион». Все: и молодежь, и пожилые, люди — были увлечены игрой. Коля стоял перед столом с молотком в руках:
— Сочинения каких великих людей сжигались церковниками как еретические?
— Галилея! — крикнула девушка в красной косынке.
— Галилея — раз… Галилея — два, Галилея…
Коля хотел уже выкрикнуть «три» и стукнуть молотком по столу, но Нина вспомнила:
— Дарвина!
— Правильно! Дарвина — раз… Дарвина — два…
— Ньютона! — завопил Влас.
— Ньютона — раз… Ньютона — два…
Страсти разгорались. Победителем, как и следовало ожидать, оказался Павлик Асиновский. Он назвал столько ученых, что и не запомнишь. А Борька не мог назвать ни одного. Он, правда, выкрикнул Менделеева, таблица которого висела в кабинете естествознания, но его сочинений, оказывается, не сжигал никто и никогда.
После третьего звонка все пошли в зал.
Дождь усилился. Наконец-то появилась Римма. Ромка бросился к ней: