Цирк
Шрифт:
– Присмотрите, чтобы он не запачкал стол. Сию минуту принесу кофе.
Туристы с интересом следили за этой сценой. Они давно уже допили свою кока-колу и стучали по столу, чтобы привлечь внимание Магды.
– Сейчас, сейчас! – проворчала женщина. – Не так скоро. Вы здесь пока еще не хозяева.
Атила докончил бутылку вина лпошел в заднюю комнату взглянуть на цыган. Пепе отплясывал все под ту же песню, но движения его потеряли прежнюю четкость. Волосы колечками падали ему
Самые бойкие по очереди в конце каждого куплета пытались соперничать с Пепе. Они становились перед ним с дерзким видом и, казалось, вызывали его на поединок. Наконец один из зрителей заплатил за литр рома и под аплодисменты вручил Пепе бутылку.
У Пепе блестели глаза, рубашка была вся в пятнах. Когда он вскинул вверх локоть, ром потек у него по подбородку, и на цементном полу образовалась маленькая лужица. Несколько секунд он вертелся вокруг своей оси, точно волчок, и вдруг, прежде чем его успели подхватить, повалился на одну из лавок.
Веселье мгновенно стихло. Цыгане бросились приводить своего товарища в сознание, обмахивали его, били по щекам и прикладывали холодные компрессы. Комната с грязным потолком и потрескавшимися стенами обрела свой всегдашний вид. Даже напряжение в электролампочке, казалось, упало. Только белокурые красотки на стенах, рекламирующие напитки, вносили что-то яркое – и потому нереальное – в эту обстановку.
Пепе на руках вынесли из помещения на свежий воздух. Вечернее оживление у стойки угасало. Туристы по-прежнему сидели за столиком, с недоумением глядя, как снуют взад и вперед пьяные цыгане. Канарец выпил свою чашку кофе и храпел, положив голову на штабель ящиков.
Атила расплатился и вышел на улицу. Вино ударило ему в голову: ему тоже не хватало воздуха. Кто-то крикнул вслед:
– Иди спать… Завтра у тебя игра.
Дувший с моря ветер пригибал кипарисы, которые вытянулись по обе стороны дороги, ведущей в его квартал. Единственная лампочка сеяла вокруг микроскопическую изморось световых пылинок. Подвешенная к проводу посреди улицы, лампочка раскачивалась от порывов ветра, как качели, и с каждым взмахом на заросли колючего кустарника словно накатывали и снова отступали волны известкового моря.
В бараках, приткнувшихся сбоку к холму, света не было. На мгновение луна, мелькнувшая среди черных туч, несущихся на запад, подобно вспышке магния, осветила их неровные силуэты. На скалы с глухим шумом набегало море, все в длинных белых барашках.
За живыми изгородями и оградами из колючей проволоки по обе стороны карабкавшейся
Цыган Эредиа, которого дон Хулио несколько месяцев назад нанял ночным сторожем, ждал вестей от Атилы с четырех часов дня. Атила взглянул на циферблат: час, нет – половина второго. Самое лучшее время для встречи.
Стараясь ступать бесшумно, Атила пересек пустынную площадку перед входом и подошел к железной решетке ворот. Он осторожно потянул засов, который Эредиа нарочно оставил незадвинутым. Вставляя засов в гнездо, он услышал шаги на дорожке, посыпанной гравием, и различил за будкой тень своего приятеля.
– Как дела? – спросил Эредиа, выходя ему навстречу.
– Все улажено.
Цыган провел его в будку. Керосиновая лампа освещала тюфяк, покрытый смятыми одеялами, судки, в которых Эредиа держал еду, и сваленные грудой комиксы.
– Ходил туда малый, смотрел?
– Да. Он был там сегодня.
Атила предложил ему закурить. Эредиа высыпал на ладонь горстку табаку.
– А ты как? Договорился с этим типом?
– Да. Завтра в шесть поменяемся.
– А под каким предлогом? Что ты ему сказал?
– Да ни под каким. Сказал, что хочу в субботу быть свободным.
– Он даст тебе ключ, это точно?
– Да ну тебя к черту, – буркнул Эредиа. – Я ведь тебе уже обо всем говорил сегодня.
Наступило молчание. Сидя на корточках на тюфяке, они с притворным интересом рылись в груде комиксов.
– В котором часу пойдете? – спросил наконец Эредиа.
– К восьми.
– Бал начинается без четверти восемь.
– Поэтому так и решили. Он наверняка уйдет позже.
– Я подожду вас в условленном месте.
– Не беспокойся. Будем вовремя.
– А потом пойду с колотушкой к площади.
– Здоровайся с прохожими. Чтобы видели, что ты на дежурстве.
– Не волнуйся, если я примусь голосить, меня даже поп услышит…
Больше говорить было не о чем. Но Атила сидел на тюфяке как пригвожденный, весь во власти необъяснимого смятения.
– Цыган, – сказал он.
Растянувшись на одеялах лицом вверх, Эредиа развлекался тем, что пускал дым колечками, нанизывая одно на другое.
– Цыган, – повторил Атила.
– Что?
– Я влюблен.
Вспышка сигареты на мгновение осветила черты его лица.
– Ну и что? Не в новинку.
– Нет, но на этот раз меня забрало всерьез.
– Всерьез? Что значит всерьез?
– Клянусь своей матерью, цыган.
Опять наступило молчание, нарушаемое лишь истерическим треском цикад.