Цирк
Шрифт:
– Не разрешает? – простодушно удивилась Элиса. – Почему же?
– Можешь себе представить, из-за Уты…
– Какой вздор! Не понимаю, причем тут девочка…
– Я тоже не понимаю. Глупость людская, что ты хочешь!
Они сели у камина. Потом Элиса вышла сварить кофе. Селия заметила, что исчезли новые стулья.
– А твое вязанье? Как идут дела? – спросила она, когда Элиса вернулась с чашками.
– Кое-как перебиваюсь. Если бы мне удалось открыть собственное
– Я думаю, это принесло бы куда больше дохода.
– Женщина, на которую я работаю, выручает около пяти тысяч.
– Вязальные машины, должно быть, очень дороги…
– Да, они стоят больших денег… Двадцать, двадцать пять тысяч песет.
– Если бы Уте удалось убедить отца, ты могла бы открыть мастерскую.
– Да услышит тебя господь. А пока я тружусь целый день и зарабатываю жалкие гроши.
– Дай-ка мне взглянуть на эту кофточку. Ты сама делала выкройку?
– Я всегда делаю их сама. Хозяйка только копирует мои модели.
– У тебя замечательно получается… Правда, какая досада, что приходится работать на таких условиях.
– Но я не жалуюсь, – вздохнула Элиса. – По крайней мере могу сидеть дома.
– Да. Дома тебе лучше… С девочкой и Утой…
– Когда мы втроем дома, я даже не замечаю, что работаю… Вот теперь, когда я осталась одна, стены наваливаются на меня.
– Ты должна благодарить бога, что у тебя такая семья.
– Я не перестаю благодарить его, Селия… Несмотря на все невзгоды, я чувствую себя с каждым днем счастливее. Мы связаны неразрывными узами.
– Ута – необыкновенный человек, Элиса… Ты, девочка и он… Иногда я думаю, что вы – единственные люди, с которыми мне было бы жаль расстаться.
– Наш обычай тебе известен. Что скажут недоброжелатели, нас не беспокоит. Но друзей мы принимаем с распростертыми объятиями.
– Если бы ты жила в «порядочной семье», как я, ты понимала бы, как это ценно.
– Для Уты деньги значения не имеют. Есть они у него или нет – он их тратит, – улыбнулась Элиса. – Перед тем как отправиться в Мадрид, он обещал мне запечатлеть свой девиз в мозаике: «Где едят трое, едят и четверо».
– Я помню, когда он это сказал. Это было незадолго до дня Иоанна Крестителя, на том знаменитом ужине…
– В доме у нас никогда не будет мебели. Но как бы наш дом ни был беден и пуст, я не променяю его ни на какой другой…
– Я обожаю его, – сказала Селия, обводя взглядом стены. – С каким удовольствием я осталась бы здесь жить.
– Боюсь, тебе пришлось бы сидеть на полу, – засмеялась Элиса. – Перед отъездом Ута сжег плетеное кресло и складной стул.
– Все равно. Я унесла бы из дому всю мебель, и мы разожгли
– Интересно, какое лицо состроила бы твоя сестра, если бы она тебя услышала. Кстати, – спросила Элиса, уже другим тоном, – как ты с ней ладишь?
– Плохо, – хмуро ответила Селия. – С каждым днем все хуже…
– Что ты говоришь! – воскликнула Элиса, порывисто хватая ее за руку. – Что-нибудь случилось?
Селия опустила голову, уставившись неподвижным взглядом в какую-то точку.
– Знаешь, эта история с доном Хулио, судя по всему, никогда не кончится. В прошлый понедельник он пригласил меня ужинать в «Мирамар». Ты, конечно, понимаешь, мне совсем не хотелось идти, но Матильде устроила такой скандал, что у меня не было другого выхода.
– Виданное ли дело… Бесстыдник…
– Ты даже представить себе не можешь, каково мне было. Два долгих часа с ним наедине, и помощи ждать неоткуда.
– Бедняжка! – с состраданием прошептала Элиса.
– Послушала бы ты его, Элиса. Он рассказал мне с начала до конца всю свою жизнь и все свои деяния, рассказал о своем одиночестве, своих разочарованиях… Потом вдруг, понизив голос, заявил мне, что ищет подругу жизни.
– На твоем месте я бы ему ответила, что он, верно, ошибся: если он ищет себе подругу, ему лучше всего обратиться в богадельню.
– Я чуть так и не сказала, Элиса. Клянусь тебе, чуть было не сказала. Ты не знаешь, что я пережила, сидя напротив него. Он не сводил с меня глаз и все говорил и говорил… Когда он признался, что беспокоится о судьбе своего состояния и хочет иметь сына…
– Нет, это невозможно… Он тебе это сказал, Селия? Он сказал тебе, что хочет иметь сына?
– Да, сказал. При этом он сжал мою руку и пытался покрыть ее поцелуями.
– Боже мой! – пробормотала Элиса. – Меня сейчас вырвет.
– Погоди, погоди, это еще не все. Не помню, до или после этого объяснения, он признался, что думал обо мне с тех самых пор, как узнал, что я хорошая сиделка… «Мы, пожилые люди, – сказал он, – нуждаемся в том, чтобы возле нас был человек, который сумеет ухаживать за нами…»
– Нет, не может быть. Это уж чересчур!
– Да умереть мне на этом месте, если я тебя обманываю. Я передаю совершенно точно его слова: ему нужна женщина, которая родила бы ему сына, и сиделка, которая ухаживала бы зa ним.
– И ты говоришь, что Матильде?…
– Ты бы только послушала ее, когда я ей все рассказала.
Я думала, с ней случится припадок. Она кричала, что я не в своем уме, что я легкомысленна, что я неврастеничка…
– Бедная милая Селия!