Цитадель
Шрифт:
Долон рывком дернул Тому на себя и прижал к бешено вздымающейся груди.
– Нет. Нет. Нет! – как заведенный шептал он. – Не уйду, не прогонишь. Не уйду…
Томка рыдала, боролась, пыталась кусаться, но Ло не отпускал. Ровно до тех пор, пока кусок ткани не соскользнул с ее предплечья, и Брат не увидел, как многочисленные подживающие раны начали зарастать бледной кожицей. Светлые вкрапления были редкими и небольшими, но отчетливо проступали на смуглой коже и привлекали внимание.
«У меня были глаза, как небо, и белая кожа. А еще я была шире
Схватил Томку за руку и начал взволнованно, дрожащими руками разматывать бинты на локте. Когда увидел вкрапления посветлевшей кожи, закружилась голова.
«Не может быть!» – Ло не верил глазам.
– Уходи! Не хочу, чтобы ты смотрел на меня!
– она, отбиваясь, била его кулаками, но Долон от радости не замечал ничего вокруг. Пусть на него смотрели чужие, холодные глаза, но этот взгляд он узнал бы из тысяч.
«Она не будет чудовищем! Не будет. Не будет!» - ликовал он от появившейся надежды, что не все так плохо. От охватившей радости, снова не смог сдержаться.
Услышав всхлипы, Тамара перестала брыкаться. Уставшая, она прислушивалась к плачу и не могла поверить, что такой суровый Брат как Долон способен плакать. Жалость перевесила обиду, и она провела рукой по его вздрагивающему затылку.
***
Ло устал. Он сутки не отходил от Тамаа, порывался столько всего сказать и не смел. Она чуть приоткрылась и снова отгородилась, отказываясь принимать даже прикосновение. Что уж говорить о словах.
После того случая Тамаа его боялась и, когда находила боль, сжимала зубы, и старалась не стонать, но обдавала взглядом, говорившим о страданиях красноречивее слов.
Тогда он второй раз поклялся милостью Богов, одаривших даром, что сделает все возможное, лишь бы найти того, кто сможет им помочь. И лишь после этого обрел немного успокоения и смог вздремнуть.
Приходили Братья и Сестры, предлагали помощь, выражали сожаление, но Долон не желал никого видеть, и отвечать приходилось снова Пене.
Когда пришла Ивая, Ло всем видом показал, что хочет остаться один, но она оказалась настырной и не желала уходить.
– Я хотела тебе отдать это, - как можно тише произнесла сестра и протянула ладонь, но он даже не взглянул. Ива вздохнула, но руку не убрала.
– Это Ба. Я нашла ее там и склеила, а трещины замазала глиной. Ло, она думает, что это ты сорвал Ба!
Тома ощутила, как Долон дернулся, будто от удара, и постаралась делать вид, что крепко спит, но так хотелось взглянуть ему в глаза!
Он продолжал молчать, а потом легко тряхнул ее. Томка не сдавалась и продолжала изображать бесчувствие. Однако Ло не отставал, и пришлось посмотреть на него.
Дикие, широко раскрытые глазища смотрели с такой болью и растерянностью, что она не знала, что и думать.
Ива продолжила:
– Когда я искала тебя, в саду появился человек твоего роста, с губами похожими на твои. Он прятался под капюшоном, и из-за темноты, от неожиданности и волнения даже я перепутала тебя. Понимаешь?
Долон
«Пусть сорвал не ты! Но ты не защитил меня. И теперь я превращаюсь в уродину, и мы не будем вместе…» - от печальных мыслей она снова заплакала.
– Все это время я был в клетке, – сдавленно произнес он, осторожно вытирая ее слезы.
Тома почувствовала, как он вложил в ладонь медальон, забранный у Иваи. Взбрыкнула и попыталась отбросить фигурку, но Долон не дал, сжав ее руку.
– Перестань. Он твой. Навсегда.
– Зачем он мне, уродине, - всхлипнула Томка.
– Не важно.
– Не лги. Это важно.
– Если не верну тебе прежний вид, будем вместе скакать на четырех лапах! – горячо заверил он.
– Дурак. – Тамара разрыдалась. – Дурак и обманщик.
Угрюмая Сестра осторожно вышла из хлева.
«Любовная глупость во всем проявлении. Подумать только, мечтает счастливо резвиться с Птичкой в обличье урода. Старшие дар речи потеряют…» - она не сомневалась, что Брат способен на такое безумие.
Когда зашла в комнату, Виколот и Млоас вскочили на ноги.
– Как он?
– Жить будет, но за порядок в голове не ручаюсь, – отрезала Ивая.
Братья онемели.
– Ага, – не отступала она, – обещал, что если у нее руки превратятся в лапы, станет таким же, и они вопреки всему будут вместе.
Ива намеренно передала слова с пафосом и сарказмом, но это была маска. Обещание Долона тронуло и ее.
– Да уж! – первым выдохнул Млоас.
– И не говори, – согласился Виколот.
Семья погрузилась в раздумья.
– А Тамаа еще… - Млоас не знал, как спросить.
– Еще нет, но уже вот-вот, – пропищала Ива и вытерла нос рукавом.
– О, Боги…
***
Долон, как верный пес, безотлучно находился рядом. Когда уставал, растягивался на маленьком коврике, вытягивая ноги на холодном полу, и продолжал жалобно взирать на Томку.
От его скорбного взгляда становило совсем тяжко, и кусок не лез в горло, поэтому Тома пила одну воду, а остальное время лежала, глядя в потолок, и ожидала, когда же начнутся необратимые изменения. Боль медленно отступала, зуд остался, но уже не такой изводящий. И если бы не изматывающее ожидание неизвестного и не переживания, забиравшие силы, ее состояние можно было бы назвать хорошим.
Простить Ло не могла. Фантазия рисовала, как через четверть она безобразная сидит в хлеве, а он в это время с кем-то утешается...
«Да какое прощение, прибить тебя мало!» - изводилась Томка.
Встревоженный Долон со страхом продолжал следить, как свершается невероятное, божественное таинство преображения. За ночь ее глаза стали больше, насыщеннее цветом. Они были красивыми, привлекающими взгляд и в то же время отталкивали, потому что для Ло самыми прекрасными и желанными были карие, смотревшие с любовью и нежностью, согревавшие и умиротворявшие.