Цитадель

Ганова Алиса

Когда прижался пахом к ее ягодицам, по телу пробежала волна возбуждения. Член заломило от желания. Он грубо подтолкнул упиравшуюся Тамаа к подоконнику и силой заставил наклониться.

– Пусти! Я буду кричать! – вызывающе пригрозила она.

– Кричи! Громко! – усмехнулся Долон, лаская пальцами ее влажное от желания лоно. Почувствовав, что Тамаа хочет его, стянул штаны и высвободил окрепшую плоть.

– Дерзкая дрянь! – прошипел он, властно и резко врываясь в нее.

В ответ она выгнулась, издав довольный, глухой стон. Страсть,

захлестнувшая Ло, вскружила голову и ей. Ощущая его ненасытные движения, Тамара чувствовала себя желанной женщиной, его женщиной. Жизнь продолжалась здесь и сейчас, и все что она всей душой хотела, чтобы этот мерзавец принадлежал ей с потрохами.

Долон то поглаживал ее округлые бедра, по сравнению с которыми талия казалась тонкой, то с размаху шлепал по ягодицам ладонью, оставляя на коже красные отпечатки. И чем глубже входил, тем громче от удовольствия она стонала. Ему пришлось накрыть ее рот ладонью, но Тамаа в отместку чувствительно прикусила его руку.

Боли от укуса не чувствовал, сосредоточившись на накатывающей волне удовольствия. Сделав еще несколько несдержанных движений, с рыком излился. Тамаа всхлипнула.

Больше не хотелось ругаться, выяснять отношения. Она расслабилась и обессилила, поэтому медленно подошла к кровати, опустилась и неожиданно для Долона похлопала ладонью по узкому ложу, приглашая лечь рядом. И он лег.

Томка положила голову на его грудь и притихла, словно никакой ссоры и не было.

Озадаченный Ло не мог понять ее, поэтому осторожно повернул Томкину голову и попытался заглянуть в глаза. Увидев, что она улыбается с закрытыми глазами, совершенно растерялся.

– Тамаа!

Она нехотя повернула голову и посмотрела на него необъяснимо тепло и спокойно. Уловив тревогу в глазах Долона, нежно провела пальцем по его губам и улыбнулась.

– Я не понимаю тебя, - признался он. В ответ загадочная Тамаа улыбнулась шире.

Томка смотрела на растерянное лицо Брата и не могла сдержать улыбки. Чтобы не изводить загадками, подтянулась и нежно коснулась губами его губ.

Тамаа уже давно спала, а Долон не мог заснуть, пытаясь понять, что все это значило.

Утром, открыв глаза, повертела головой и нахмурилась. Мало того что проснулась одна, сразу вспомнила, что осталась совсем без одежды, если не считать жуткого платья Кинпасы, и от жалости, что прекрасные платья и туники с цветной вышивкой и бусинами больше не подходят, сокрушенно заскулила.

На наряды и косметику потратила целое состояние, и где еще взять столько монет, чтобы купить подобную красоту? Тонкие ткани, вышивка, нарядные кружева были дорогим удовольствием, а переходить на скромную одежду совершенно не хотелось. Да и не было ничего простого под рукой. Нет, деньги в заначке были, но Тома откладывала их, чтобы осесть и купить маленький домик, наладить жизнь, и считала, что спускать отложенные монеты на тряпки – полное безумство.

– Эх, только в люди выбилась, тряпья накупила, и начинай все по-новому! – хныкала она.

Неизвестно,

когда еще Долон купит платье, а ей обязательно нужно было навестить Сахатеса, прятавшегося от нее с того времени, как Брат появился в хлеве, и узнать о Чиа. Одна мысль, как будет объяснять перед девочкой свое преображение, вводила в ступор.

Однако ной - не ной, а голой ходить не будешь, поэтому Тамара принялась разбирать одежду на три стопки: первую, которую перешьет, когда опыт появится; вторую, которую лучше отдать швее, чтобы не испортить; и третью, на чем не жалко потренироваться… и осталась босиком, завернутая в простыню.

– Ну, вот! При полном шкафе нечего надеть! Но щеголять нагишом в судейской крепости дурость несусветная! Но Кинпасино трятье ни за что не надену! – раздосадовано вздохнула Тома и, вооружившись иголкой и нитками, принялась кромсать два простеньких платья, чтобы из них сделать одно по размеру. Ткани контрастировали по цвету, но сочетались по фактуре, так что при должном воображении должно было получиться весьма мило, однако, если фантазия била ключом, то руки подобного энтузиазма не разделали и отказывались шить быстрее.

– При должном старании к вечеру управлюсь… - утешалась Тамара, потирая исколотые пальцы. Работы было невпроворот, а еще ужасно хотелось есть.

– Засранец, оставил голой и голодной! Вот кто ты после этого?!

Конечно, в углу валялось платье Кинпасы, но появись Томка в нем на людях, засмеют. Да и как появиться в трапезной, если она не знала, в каком статусе находится. Может, ей вообще нос из коморки высовывать нельзя.

Глаза и руки быстро устали, но злость придавала сил и решимости, и Тома упорно продолжала выводить стежки, жалея, что не уделяла домоводству должного внимания. Кто ж знал, что придется когда-нибудь шить вручную да еще на глаз?

Когда раздался осторожный стук, обрадовалась, что о ней вспомнили. Не успела ответить, чтобы подождали, как дверь медленно приоткрылась, и в узкую щель просунулась сивая мужская голова.

– А, я, наверно, ошибся… - робея и смущаясь, произнес мужчина и попытался ускользнуть.

– А кого искали?

– Темненькую, смуглую лесу! – ответил незнакомец, и Томка насторожилась. Неожиданно вспомнила, где видела этого Брата.

– Это вы кричали! – воскликнула она.

– Не уверен, что мы встречались, – заверил мужчина, продолжая выглядывать из-за двери.

– А уж я-то вас-то вовек не забуду! – Томкин голос похолодел. – И вы кого-то мне напоминаете!

– Ну, и что, что похожи, мы с ней разные! – огрызнулся возмущенный гость и попытался сбежать.

– Правда?! А я не горю желанием вновь познать на себе вашу разность!

Альгиз замер.

– Так это ты?

– А кого ожидал увидеть? Чудовище волосатое? – Томка подбоченилась и, обличая негодяя, вскочила с места и двинулась к нему.

– О, Боги! Так это ты?! – изумился Брат и замер, широко раскрыв глаза и даже не мигая.