Цитадель
Шрифт:
– Занят. Сказал, что появится, как только сможет.
– И тебе не любопытно, что он занимается?
– Очень. И не меньше, чем тебе.
Они рассмеялись.
***
Долон бросил все силы и умения, чтобы найти Бокасу. Мало того, что каждую ночь окунался в поток сновидений жителей города, еще и днем искал любого, кто прилег вздремнуть, считая, что Бокаса, посвященная в свойства божественного дара, не будет бодрствовать ночами, а скорее всего в предрассветный час или предвечернее время, поэтому сам почти все время находился в полудреме.
Однако никто: ни городская стража, следившая покидавшими
Долон даже несколько раз шерстил воспоминания, мысли Басы, запертой келье и готовившейся к покаянию. Искреннего раскаяния в ней не нашел ни на слезинку, зато отыскал праведное, непомерное возмущение подлостью бывшей наставницы. После каждого окунания в ее сны, ему казалось, что вынырнул из выгребной ямы, до того на душе становилось тошно. Воспоминания Басы о мести Тамаа ярко проплывали у него перед глазами, и от ненависти и боли сжималось сердце, но все что мог – это сжимать кулаки и вновь и вновь беспомощно переживать мучительную боль и свое бессилие.
Кинтал считал, что смерть для Басы была бы слишком легким наказанием. Кроме того, пока не нашли Бокасу, она должна жить, ведь помощница была единственной, кто если не знал о наставнице все, то хотя бы догадывалась о многом.
Клахема и Кинтала слишком интересовал состав зелья, которым Бокаса тайно поила заговорщиков, а так же вопросы: кто поведал рецепт, много ли людей знает о нем? Слишком многое было поставлено на кон, чтобы позволить эмоциям вынести поспешное решение о возмездии.
Изнуренный Ло хандрил и как никогда остро чувствовал свою беспомощность и стыд, что какая-то зазнавшаяся полоумная простой подлой хитростью испортила мерное течение жизни. Немного утешала вера, что Боги милосердны к нему, если подарили шанс. Пусть Тамаа стала другой, привлекающей внимание и взоры, но он благодарил Богов, что она привлекает внимание красотой, а не уродством. Стоило только представить ее в образе Сахи, и по телу проходил озноб.
Он не верил, что Бокаса могла далеко уйти. Насколько знал ее, она была изворотливой, хорошо приспосабливалась к условиям, но не отличалась дальновидностью и мудростью. Успешное бегство Ло списывал разве что на громкие крики собравшейся толпы и потерю внезапности, благодаря чему преступница смогла сбежать.
Долон обходил вдоль и поперек весь склон, где случайно нашли Басу да и то, потому что на рыже-коричневой земле ее серое платье казалось крыльями огромной моли. Он злился и опасался, что озлобленная, отчаявшаяся Бокаса решится на последний выпад, с целью причинить Тамаа или кому-то еще боль.
«Она где-то рядом. Там, где никто не стал бы искать. На подъемниках ее никто не видел, а миновать их невозможно. Спуститься на веревке до низу не хватило бы ни сил, ни опыта… Выходит, затаилась где-то между крепостью и городом...» - мысль посетила внезапно, когда изнеможенный от бдения задремал и увидел сон, как запуганная крыса забивается в непомерно узкую щель, что ведет к самой темноте.
Обдумав сон, он уверился в догадке, но как найти ее?
Чтобы обыскать высокую, отвесную скалу, пришлось бы потратить долгие сезоны жизни. Поэтому ничего не оставалось, как искать в хранилище старинные карты и надеяться, что противное пойло рано
Кинтал поддерживал его во всем, даже Клахем смотрел мягче, только от чего-то Ло не испытывал облегчения. Пусть сломанная нога Кинтала давно зажила, но боль и хромота остались. То же творилось у него на сердце.
Они с Тамаа давно не виделись, но Ло не мог и не хотел отвлекаться от поисков. Выследить Бокасу для него было него делом чести, братского возмездия и гарантией безопасности близких и Тамаа. А еще он не имел права упустить отступницу, потому что отчаявшийся, беспринципный человек, которому нечего терять, не задумываясь, продаст тайны Братства любому, от кого сможет получить выгоду.
Клахем все время спал. Говорили, что Брат после удара плохо себя чувствует, но Долон то знал, что старик не так плох, как кажется, просто тоже все силы тратит на поиски обезумевшей Бокасы. Старшие догадывались, что она сходит с ума и прилагали все силы, чтобы выйти на ее след.
У тех, кто участвовал в нападении на процессию, плененных полоумных непроглядных, что держались в темнице, симптомы отравления совпадали с ее. Подозрения укрепились, когда пленники начали дохнуть, как мухи в холодных краях перед началом белых покровов. Тауш подтвердил, что их отравили.
Круг сужался и от того на душе становилось тревожнее. Бывшие пособники Бокасы ничего не знали о ней и тоже чувствовали недомогание и слабость. Незнакомый яд действовал медленно, но верно.
«А на нее как действует яд? Перепады настроения объясняются его действием? Если давно им используется, почему до сих пор жива, если другим становится хуже? Что входит в состав зелья: грибы, змеиный яд или ползущих гадов? Был случайной находкой или рецепт выверен опытной рукой до рисового зернышка на весах?»
Единственное, Тауш предположил, что Бокаса начинала пить зелье очень маленькими дозами, потому ее тело привыкло к яду. Вопросов снова было больше, чем ответов.
Глава 16
Долон не навещал Тамаа больше семидневья. Хоть и предупреждал, что будет занят, она не могла взять в толк, почему он не смог найти для нее нескольких минут?
«Что стоит пройтись до сада? Это же совсем рядом!» - сердилась Тамара, строя разнообразные догадки, вплоть до того, что Ло к ней охладел. Она не только сильно тосковала по нему, но и как никогда ранее нуждалась в совете, потому что Брат Альгиз настолько увлекся заботой о «своем творении», что повадился приносить не только еду из трапезной, но и изысканные сладости, купленные в городе.
После воспитательной беседы, ехидная Ивая пунктуально приносила еду, но Альгиза это не волновало. Сегодня он принес ореховые пирожные в яркой картонной коробочке. Они изумительно пахли и радовали глаза яркими дольками фруктов, но при их виде у Тамары начинало сильнее биться сердце. И не от радости.
– Вы очень любезны, Брат Альгиз, но боюсь, Брату Долону ваша забота придется не по душе, а я не хочу, чтобы из-за меня между вами Братьями возникло недопонимание.
Томе бы и самой не понравилось, если бы какая-то Сестра начала настойчиво угощать вкусностями Ло, потому, предполагая, чем угощения Альгиза могут обернуться, осторожно отказывалась, но поклонник был настойчив.