Цитадель
Шрифт:
На данный момент всё шло по плану – два года Исан перенёс без каких-либо серьёзных проблем и, в отличие от первого раза, даже не нуждался в медикаментозной поддержке. Это вселяло надежду на благоприятный исход, хотя Теллим по-прежнему тревожился: их разделяло слишком большое расстояние, чтобы экстренно помочь в случае необходимости.
Возможно, так влиял личный опыт: уделяй Теллим больше внимания Верну, тот смог бы доносить их общего ребёнка. Вопрос с рождением детей императором был закрыт раз и навсегда, только после появления Оделла наконец стало легче – обоим. Но от воспоминаний, связанных с сорванной речью на конференции в том числе, было не скрыться.
По мнению Грида, Теллим к публичным выступлениям относился без должного пиетета, но пояснять он свою позицию не собирался. Забот и без этого хватало, они выходили за рамки научной деятельности и работы в госпитале.
От сборов домой оторвало сообщение отца о необходимости забрать посылку – Свелл, на удивление, легко вписался в картину жизни императорской семьи. Его принял не только родной внук, но и Ноэм, который всерьёз заинтересовался ремеслом механика. Учителя давали отпрыску монарха только общие знания о техническом устройстве звездолётов, которых было достаточно для службы в армии, но, как выяснилось, прикладная наука оказалась куда более привлекательной. Так что Свелл приобретал учебные пособия и проводил небольшие уроки – Оделл чаще баловался, а вот Ноэм слушал внимательно.
Не самые значительные привилегии императорской семьи Свелла скорее пугали, потому очередную порцию материалов придётся получать Теллиму, а не многочисленным слугам или телохранителям.
Когда эмоции улеглись, Свелл начал шутить по поводу мужа своего единственного сына – никогда бы не подумал, что его зятем станет император собственной персоной. Теллим признался: тоже о таком не задумывался, а потом долгое время не мог поверить, что у них с Верном всё сложилось.
– Да ты, мне кажется, и до сих пор не особо веришь, – вдруг сказал Свелл.
– Почему? – уставился на него в изумлении Теллим.
– Иначе бы не стеснялся любви императора, – ответил отец.
В чём-то – да во всём – он был прав: скрывая правду даже от Свелла, Теллим словно оставлял себе пути для отхода. Для того, чтобы однажды проснуться и решить, что происходящее было сном.
Сейчас, когда отец жил в резиденции, вероятность пробуждения стала практически нулевой – Верн не задумываясь принял его в семью. Даже Рей, вопреки ожиданиям Теллима, вполне дружелюбно общался со Свеллом, хотя это можно было списать на побочное действие потери: уход Джейса он переживал тяжело.
– Муж пишет? – заглянул через плечо Грид.
– Нет, отец, – покачал головой Теллим.
– Слушай, и муж не против, что теперь твой отец живёт с вами? – не очень по-доброму прищурился коллега.
– Нет, он сам предложил, – Теллима периодически напрягала сугубо потребительская позиция Грида по поводу семейных отношений.
– Сильно, наверное, тебя любит, – ухмыльнулся тот. – Хотя… ты же терпишь его детей от первого брака…
– Я их люблю, – терпеливо сказал Теллим.
– Ну ладно, – Грид уже не раз говорил о его наивности, но сейчас сдержался: рабочему общению разные жизненные ценности не мешали, проверено несколькими циклами. – А ты решил, за кого будешь голосовать?
– Честно – не думал ещё, – ответил Теллим.
– Мне вот тоже политика кажется тёмным лесом, – задумался Грид. – Жили же как-то без неё. Никто не спрашивал. Всё решали за нас.
– Может, и неплохо, когда есть право выбора, – Теллим всегда был осторожен при обсуждении подобных вопросов.
– Ага, Рэеллины решили поделиться с народом властью, – хмыкнул Грид. – За это столько дерьма на них вылилось, что даже жалеешь невольно.
– Не поспоришь, – Теллим вдруг испытал непреодолимое желание свернуть неприятный разговор. – Я домой.
– Удачи, Тел.
Даже аполитичный Грид заметил волну негатива, обрушившуюся на Семью, а Теллим в этом всём варился: аристократия, лишившись лёгких доходов, пыталась очернить насолившего им императора. Ограничивать свободу слова в преддверии изменения политического строя Империи Верн категорически не хотел, а потому никто в выражениях не стеснялся.
Верн вообще был привычен к домыслам и слухам – они опутывали Семью с самого начала, но полилась настоящая грязь, не имеющая никакого отношения к реальности. Из-за того, что Рэеллины жили довольно скрытно, разобрать, где правда, а где гнусная ложь, население не могло. А опровергать или подтверждать что-либо Верн не собирался.
Хотя среди потока бреда находилось и то, что соответствовало действительности. Когда всё только началось, Верн признался Теллиму, что с подросткового возраста был влюблён в Кали, а их брак с Исаном распался потому, что он приревновал мужа к ассистенту. Позже стало понятно, что Исан никаких видов на Кали не имел, как и наоборот, но восстановить нормальные отношения в браке уже не получилось. В итоге их пути разошлись, чтобы сойтись снова после того, как Верн женился на Теллиме – Кали согласился вернуться в правительство на этих условиях. И только со временем Верну и Кали удалось наладить дружеские отношения. Такой была правда о первом браке императора – всему остальному лучше не верить.
Поначалу Теллиму было сложно часто видеть Кали в резиденции и читать статьи, в которых подробно описывалось, как император сделал своего любовника-ассистента премьер-министром, а неугодного мужа сослал к аварским фанатикам на смерть, но потом вспышки ревности угасли. Кали всегда был предельно осторожен с Верном в общении, не касающемся работы, и сейчас выяснилась реальная причина. Верн вообще никогда не давал поводов, его доброе отношение выглядело компенсацией за прошлое: в своё время Кали пришлось уволиться и переехать на Нериде.
Да и в отношении Исана злопыхатели ошибались: Верн любил бывшего мужа, и чувства были взаимными. Только не имели отношения к супружеским – Теллим и сам ощущал Исана частью своей семьи, а никак не соперником, даже гипотетическим. Так и Кали не выглядел тем, кто претендует на императора, а Верну Теллим верил безоговорочно. И всячески старался помочь мужу, чувствуя, что нагрузка последних двух лет на него давит – иногда на излом.
Когда Теллим зашёл с посылкой в гостиную, Верн уже находился дома: опять просматривал что-то на планшете. Империя менялась – и сейчас император являлся не просто символом власти, а настоящим правителем: требовалось принимать решения, результаты которых отразятся на всех гражданах.