Цитадель
Шрифт:
– Оброк малый платишь. Надо больше носить. Люди словес мало мне приносят. Пособи им в этом и сам раз в неделю приходи лично мне хвалу
воздавай.
Понял я тогда, что спасу не будет и, согласившись пока с ним, решил другой выход искать.
Тут-то и подокралась ко мне в голову мысль о том, с чего это мой бывший хозяин так хорошо говорить стал.
Поговорив со многими, я узнал, что речь его превзошла тогда, когда отец с землей распрощался.
И вот понял я,
О переселении душ я знал. Видел среди индусов такое и ведал, как их изгонять надо, если в теле они состоят.
Обговорил я то со всеми людьми и поведал о своих опасениях.
Надо сказать, что прислушались они к голосу моему, хотя обо всем том только понаслышке знали. Верили они мне. Знали, что не обману и к делу лучшему приведу.
И вот, посовещавшись, мы все толпою двинулись в вельможе.
Кое-кто взял с собою факелы и смело зажег их, когда я приказал.
Встретились мы с ним воочию. Это я имею в виду вельможу того, уже павшего, и себя.
До сих пор жутко мне по ночам иногда от того взгляда страшного, что я углядел.
А надо сказать, что силой тайною, обустроенной в моей голове, я также обладал. Это я знал и смело шел на дело то, несмотря на боязнь людскую.
И вот, мы сошлись в нереальном бою том или бою мистическом.
– Что пришел?
– хрипло спросила меня душа та, затаенная внутри чрева вельможи мого.
– Хочу изгнать тебя из тела сына твого, - ответил просто я, искоса на людей глядючи, как они на то реагируют.
Кое-кто попятился назад, а кто и бегом бросился от взгляда того, ненависти полного и хрипоты голосовой.
Не стал я останавливть тех людей, а сам подошел ближе и, руки вперед выставив, сказал так душе той:
– Изыйди из тела, оставь в покое сына свого, лети к праху, да там и осядь в глубины земные.
И словно что-то переменилось вместе с этим. Вельможа вдруг ниспал на землю, и корчиться в теле начал.
Вначале его затрясло, затем раздуло как бочку, а чуть позже пошло из него зловоние разное и изрыгательство.
До крови дело дошло и я уж думал, что он и не выживет.
Но, вдруг все то прекратилось, тело обмякло и словно по-новому ожило.
Горло по-старому заклокотало и едва разборчиво сообщило:
– Зачем ты вернулся, Сократос. Мне так было без тебя хорошо.
Голова вельможи откинулась назад, и он уснул прямо тут в луже своей собственной грязи.
Рабы вскоре подошли ближе и потащили его к дому, где обмыли и уложили в постель.
– Это все, - обратился я к людям, - расходитесь по домам. Душа та отошла в место нужное и больше ни вас, ни меня беспокоить не будет.
– Сократос, - обратился ко мне один из пришедших, - не уходи от нас никуда. Ты наш спаситель. Живи тут, среди нас. Будем вечно дань тебе приносить. Только не уходи.
– Не уйду, - пообещал я людям, хотя краешком своего возрастающего ума уже знал, что не будет так, как они хотят. Изгонят меня отсюда, как дело
то до суда какого земного дойдет.
Но тогда все же смолчал я и просто поблагодарил всех за то, что поддержали меня.
– Есть и у вас сила такая, - объяснил я, - потому, быстро мы победили душу ту и мигом управились.
Люди вскоре разошлись, а я задумался над своим положением.
Рано или поздно, но дело узнается, передастся теми же людьми далее, и молва донесет аж до вершин власти.
– Ладно, - решил все же я для себя, - побуду пока здесь, а там видно будет.
На том дело и закончилось.
Вскоре вельможа поправился от шока того и
стал таким, каким я его знал прежде.
Словно наново родился - так можно еще
сказать.
Жизнь потекла своим ручьем, и я в той жизни, словно корабль небольшой состоял.
Куда ветер подует - туда и я со своим умом поплыву.
Ветер не заставил себя долго ждать. Вести разошлись быстрее, и вскоре к
нам полным-полно вельмож других понаехало. Стали они диву даваться, как так могло быть и что из человека говорящего нормального стал другой видеться.
Начали они людей спрашивать и дошла очередь до меня.
- Объясни нам, как такое могло случиться?
– сурово спросил старший из тех, кто прибыл.
Я начал втолковывать им про сродность душ и их схожесть, про внедрение их в чрево людское и так далее.
Они только слушали и молчали. В конце рассказа моего старший сказал, словно обрек:
– Я вижу, ты умным слишком стал. Надо тебе к твоему уму еще и приработок иметь. Будешь, теперь состоять при мне. Вещателем будешь.
Если удрать куда соберешься - мигом найду и казню. Понял меня?
– Понял, - произнес я, понимая, что попал в новое рабство.
Так для меня моя новая обретенная вольность закончилась и совсем скоро я занял место подле вельможи того, одного из главных в нашем краю. Жизнь моя потекла другим ручьем.
Теперь, я ни на шаг не отступал от своего хозяина и всегда ему что-либо подносил : то еду, то одежду, то словеса какие, если делать было нечего.
И это было для меня настоящим мучением. Решил я и этого к своим рукам прибрать.
Только не озорством, как прежде, а умом.
Начал я речи свои декларировать подолгу и до того ум его изводил, что он скоро спать начинал от усталости великой.
Но так продлилось недолго. Поняв силу мою в этом, вельможа речи разводить запретил.