Цитадель

Стампас Октавиан

–  Но на один-то день вы можете задержаться?
– неожиданно спокойным голосом спросила принцесса.

Де Труа отрицательно покачал головой.

–  Эта задержка не имела бы значения. Если вы не можете решиться сейчас, отчего это вдруг решительность нападет на вас завтра. Ведь вы не станете другой.

–  Я стану такой, какой захочу, - с тихой злостью прошептала принцесса, и остановилась, осознавая, что это она сказала. Чего в этом больше смысла или характера? Вздорность и детскость заявлений вскоре стала очевидна и ей самой.

Она фыркнула и снова подошла к столу. Ничего больше бить она не стала, она взяла один из неразбитых кувшинов и плеснула вина в один бокал, затем в другой.

–  Итак, вы уезжаете?

Шевалье развел руками.

–  Увы.

–  Что же вы сообщите маркизу?

–  Правду.

–  Тогда скажите, какой она вам видится.

Посланец Монтферрата принял один из бокалов.

–  Он послал меня узнать не желает ли принцесса Изабелла стать следующей королевой Иерусалимского королевства, и я скажу, что узнать мне это не удалось.

–  Это неправда, вы знаете, что я хочу стать королевой!

–  Но что значит хотеть?
– спросил де Труа, вращая в пальцах талию бокала.

–  Послушайте, чего вы от меня хотите?
– вспылила вновь принцесса. Вопрос она задавала почти риторический, но получила на него вполне конкретный ответ.

–  Я хочу, чтобы вы вернули мне письмо, которое я вам привез. С моей стороны было бы недобросовестно, по отношению к маркизу, оставить его здесь. Оно может случайно попасть в руки людей, которые относятся к маркизу хуже, чем вы.

Изабелла поставила свой бокал на стол, сплела кисти рук и задумчиво хрустнула суставами.

–  И тогда все?

–  ?

–  Ладно, - заявила вдруг Изабелла, - что нужно сделать, чтобы маркиз понял, я согласна?

–  Ничего сверхъестественного. Нужно просто написать ему об этом.

–  Написа-ать?
– Изабелла энергично потрепала свой великолепный лоб.

–  Да, и отправить это письмо вместе со мной нынче же ночью. А письмо маркиза вы, в таком случае, можете оставить у себя, оно обезопасит вас на случай каких-либо неожиданностей с его стороны.

–  А такие могут воспоследовать?
– вскинулась принцесса.

–  Почти наверняка, нет. Наверняка нет. Просто я неловко выразился.

Изабелла велела принести письменные принадлежности. Отослав слуг, долго прогуливалась перед столом.

–  Ненавижу писать, - заявила она. Де Труа пожал плечами и отхлебнул вина. Села к столу, долго возилась с крышкой чернильницы, разглаживала лист пергамента, прижимала край солонкой.

–  Нет, - сказала вдруг, - надобно подождать до завтра. Я не могу вот так, сразу, ничего не обдумав. Вы же сами понимаете какой это ответственный документ.

–  Я уезжаю на рассвете, - сухо сказал де Труа.

–  Вы безжалостный человек, - вырвалось у принцессы. Она вдруг внимательно посмотрела на посланника маркиза, - другой, видимо, и не смог бы выполнять подобную работу.
– А вдруг, когда

я стану королевой, я припомню вам это выкручивание рук?

Де Труа не успел ответить. Изабелла отвернулась от него и почти не отрывая пера, написала с десяток строчек, почти не думая над словами. Посыпала белым песком свежий текст. Свернула лист в свиток и швырнула под ноги этому неприятному человеку.

–  Я бы не удивилась узнав, что вы и маркиза заставили написать то письмо каким-нибудь изуверским способом.

Де Труа сделал вид, что шутка принцессы ему очень понравилась.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ВТОРАЯ ПОПЫТКА

Когда шевалье приказал Гизо готовиться к отъезду, оруженосец вдруг спросил:

–  Мы совсем уезжаем из Яффы?

Этот вопрос вызвал немалое удивление у де Труа. Слишком тот не привык делиться своими планами со слугою, которого ценил за молчаливость, понятливость и исполнительность.

В ответ на удивленный взгляд хозяина, Гизо молча начал собирать вещи всем своим видом показывая, что неуместный вопрос вылетел у него из уст случайно. Де Труа находился в состоянии, мало чем отличавшемся от состояния только что оставленной им принцессы.

Его обязанности здесь, в Яффе, были исчерпаны, поручение почти выполнено, но неудовлетворенность становилась все глубже. И больше всего его мучило то, что он не может понять, в чем ее истоки.

Большими пожитками тамплиер не обзавелся, все они уместились в два баула. Глубокой ночью на трех лошадях, де Труа и Гизо оставили маленький дом в квартале скорняков и поскакали к жилищу госпожи Жильсон, также стоявшему за пределами городских стен. Она встретила их заспанная, раздраженная, очень постаревшая на вид. Но, высказывать вслух свое отношению к ночному вторжению не посмела.

–  Приведите себя в порядок, - сказал ей де Труа, усаживаясь в кресло возле забранного железною сеткой окна.

–  Что вы задумали, сударь?
– спросила хозяйка, размазывая по лицу следы персидских притираний, при помощи которых она собиралась сохранить свою обольстительность на долгие годы.

–  У нас мало времени, - сухо сказал шевалье.

–  Но, согласитесь, в вашем присутствии несколько неловко мне будет этим заниматься.

–  Придется потерпеть, пока вы будете облачаться, я буду вам объяснять тонкости вашего... предстоящего вам дела. Другого времени у нас не сыщется.

–  Смотрите, хотя бы в окно, а не на меня.

–  Успокойтесь, даже глядя на вас, я вас не вижу. Но если настаиваете, отвернусь.

Тьма за решеткой начала бледнеть, появились первые приметы утра. Ветвь смоковницы, протянутая из ночной прохлады к окну, казалась пропитанной туманом. Де Труа закутался в плащ, становилось прохладнее.

–  Я привез вам шанс для реванша.

–  Я не поняла.

–  Вот здесь, - он похлопал себя по груди, - находится письмо, написанное только что Изабеллой к Конраду Монферратскому.