Цитадель

Стампас Октавиан

–  Ровно половина, вторая в лагере Раймунда.

–  Боюсь, что с этими нам придется распроститься.

–  Почему вы так решили?

–  Я просто уверен, что граф Раймунд отдал соответствующие распоряжения и его люди не подчиняться ничьему приказу и не выдадут никого.

–  Весьма возможно, - нахмурился Конрад, - но вы мне ответьте на главный вопрос - вы решились на выступление?

–  Послезавтра утром. И не надо размахивать руками. К этому времени станет окончательно ясно, стоит ли затевать то, что мы задумали.

–  Опять ваши проклятые тайны!
– не

выдержал патриарх, его щекастое лицо побагровело от злости.

–  У меня есть основания для подобного поведения, - парировал Д'Амьен, о том, что случилось с графом Раймундом вы знаете. Да и его величество поддерживает меня в моих действиях.

Все обернулись к забытому в перепалке королю. Чтобы не выказать смущения и волнения, Бодуэн-фальшивый демонстративно нахмурился и весьма важно кивнул.

–  Да, господа, мне кажется, что великий провизор прав. Мы выступим послезавтра утром. Кроме того, еще не прибыл никто из моих детей.

–  Вы, де Сантор, - развивая инициативу, сказал Д'Амьен, - сейчас займетесь нашими гонцами. Пусть ложатся спать, они должны быть наготове к завтрашнему вечеру. Теперь обращение ко всем вам, господа. Разумнее всего не покидать дворец. Здесь мы и в наибольшей безопасности и поблизости от источника новостей. Все курьеры будут стекаться сюда.

Никто не счел нужным возражать на это предложение.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

ИМЯ

–  Прежде всего - имя!

–  Имя?!
– воскликнул шевалье.

–  Именно, - кивнул брат Гийом, - не станете же вы утверждать, что в самом деле являетесь лангедокским дворянином по имени Реми де Труа.

Самозванец молчал.

–  Или может быть вас зовут отец Марк и вам бы хотелось навестить могилу доверчивого старика Мельхиседека?

Мозаичное лицо окаменело, более чем когда-либо напоминая в этот момент, мертвую маску.

–  Вы много обо мне знаете, но интересно - все ли?

Брат Гийом задумчиво отхлебнул своего лекарства.

–  Мы следим за странного вида мужчиной с тех пор, как он появился на дороге, ведущей к Агаддину и объявил себя паломником, направляющимся к Иордану. Он назвался каббалистическим именем Анаэль. Странность вашего поведения была столь велика, что местный комтур даже не решился вас повесить, ибо даже у провинциального вояки хватило ума понять, что сарацинский шпион должен был бы вести себя несколько иным образом. Когда же вы заявили о своем остром желании стать тамплиером, комтур не мог не отметить этот факт в своем еженедельном докладе в верховный капитул. Надо сказать, что стать полноправным рыцарем ордена у вас было меньше шансов, чем у жабы стать лебедем, именно поэтому я и обратил на вас внимание, после первого же доклада из Агаддина.

Искра понимания зажглась в глазах шевалье.

–  И значит били меня на оливковых плантациях по вашему указанию.

Брат Гийом кивнул.

–  В известном смысле да.

–  И в прислужники к барону де Кренье это вы помогли мне попасть, а не тот надсмотрщик?

–  Нет.

–  ?

–  Этот успех целиком на вашем счету. Наш орден чрезвычайно могуществен, но всемогущ только создатель этого мира. Откуда я, сидя здесь в Иерусалиме,

мог знать, что у какого-то чернокожего раба в сараях Агаддина, есть серебряная коробка с целебной мазью. Каким образом предать его, вы придумали сами. А вот почти все из того, что случилось впоследствии дело наших рук.

–  И лепрозорий?

–  Разумеется.

–  И король Иерусалимский?

–  Это организовать было труднее всего. Не стану сейчас излагать все детали замысла, но, поверьте, здесь потребовалась очень большая работа ума и осуществлено несколько очень тонких решений. И ненавязчиво созданные ситуации для побега, и уговоры магистра ордена св. Лазаря.

–  Со мной разговаривал не магистр.

–  Но по его просьбе. И, как ни странно, итальянцы делали вам это предложение всерьез. Чтобы от него отказаться, надо было прислушаться к очень глубоким внутренним звукам.

–  А отец Мельхиседек?

–  Вы пропустили, шевалье, весельчака Анри.

–  Не хотите же вы сказать...

–  Даже больше, чем вы думаете. Большинство подобных шаек в Святой земле контролируются орденом. Именно они и наши банкиры приносят капитулу основные денежные средства, а не какие-то мифические клады. Конечно, далеко не все члены шаек знают о том, кто именно является их покровителем, чаще всего только вожаки.

–  Но если Анри знал, что я нахожусь у него по желанию ордена, почему он так странно себя вел по отношению ко мне.

–  Потому, что не получал никаких конкретных указаний на ваш счет, после того, как вы уже оказались у него в шайке. Он боялся вас потерять, ибо боялся, что с него за это взыщется.

–  А чего же ждали вы, брат Гийом?

–  Мы в очередной раз проверяли вас. Учитывая склад вашего характера, вы могли вступить в схватку с Анри за право главенствовать в шайке. Помогать вам в этом не входило в наши планы, и если бы вы одержали эту победу, то остались бы одним из десятков вожаков подобных шаек. И это означало бы, что мы вас, в общем-то, ошиблись. Этого не произошло, и мы стали следить за вашим продвижением с особым интересом.

Шевалье пожевал губами.

–  А тех рыцарей, певунов, что сопровождали меня их действительно зарезали?

–  Конечно. Это надо было сделать из соображений, имеющих отношения к этой истории, я просто использовал их смерть в целях развития вашей интриги.

–  Скажите, а что вас заставляло тратить на меня столько сил, столько ухищрений ума.

–  Очень просто. Поднимаясь со ступеньки на ступеньку, вы повышались в цене, если так можно выразиться, и с вами лично я связывал все большие и большие надежды.

–  Но я ведь мог и погибнуть, например, в Агаддинском сарае, в пещере у Анри. Получается так, что вы дорожа мною все больше и больше, запихивали, при этом, во все большие и большие неприятности, подвергая все большему и большему риску.

Монах пожал плечами.

–  Но не создавать же вам было тепличные условия, чего бы стоили ваши успехи, если бы они достигались не через преодоление настоящих опасностей.

Шевалье опустил голову, как бы задумавшись.

–  Теперь можно перейти и к отцу Мельхиседеку, - сказал монах.