Цитадели
Шрифт:
— Вредно! — докторским тоном заявила Машка.
— Машка, да ты чего? — возопил возмущенный Гном, увидев такое безобразие. — Подумаешь, по голове съездили. От водки хуже не будет. Я же ему теперь жизнью обязан. Если б не Олег — быть бы мне на небесах. Меня тут зажали двое, так он своей гирей одного пришиб, а второго подшиб, — почти в рифму выдал он фразу и, довольный собой, захохотал.
— И что, думаешь шкаликом отделаться? — фыркнула Белка. — Да за это неделю поить надо! И меня заодно. Лучше — меня, потому что Олегу сейчас пить все равно нельзя.
Гном виновато почесал затылок:
—
— За оказание первой помощи пострадавшему. Ладно, что мы имеем? Значит, так, — с интонацией опытного врача проговорила рыжая, возвращая парню фляжку. — С головой, кажется, все в порядке. Ссадины, ушибы. Но даже если и есть черепно-мозговая травма — то незначительная. С рукой похуже. Имеет место сильный ушиб. Возможно — трещина. Сейчас бальзамом смажу, забинтую поплотнее, а потом снимок сделаем.
И Белка принялась за дело.
— Ого, ты как профессионал, — произнес я через две минуты, почувствовав на плече тугую повязку. — Уже и не болит.
— Почему «как»? Я, между прочим, Ярославский медицинский закончила. И три года на «скорой» за плечами, — с гордостью сообщила девчонка. — Или ты думаешь, что я только по веткам скакать умею?
— Да уж… Белка с дипломом… — попытался я покачать головой, но не смог — больно.
К нам подошел Ярослав. Если бы не видел, как он сражался, то решил бы, что он сидел дома. Чистенькая кольчуга, спокойное выражение лица. Кажется, даже не вспотел. Профессионал!
— Молодец. Главное — жив остался, а раны на победителях заживают быстро, — с удовлетворением сообщил мне вождь.
— Не просто жив. Он еще и Гномика спас, — с чувством сообщила Белка.
— Тогда просто умница. Но все разговоры потом. А теперь, ребята, — за дело. Машка, ты оказывай помощь. («А то я сама не знаю!» — буркнула на это Белка.) Олег, если в состоянии — помогай. Нет — лежи и не отвлекай девку. Гном — бери кого-нибудь и несите к ней раненых.
Но носить было почти некого. Раненых нашлось человек пять. Противник фехтовал паршиво. Но на каждого из нас приходилось по пять-шесть врагов…
Тела погибших отнесли в Цитадель, где ими занялись пожилые женщины — обмывали, переодевали.
Женщин, участвовавших в бою (а их было немало!), князь отпустил отдыхать. Машка дала мне выпить какой-то дряни, а Гном втихаря все-таки выпоил остатки фляжки. Машка, кажется, все видела, но промолчала.
У мужчин еще оставались дела. Трупы врагов грузили штабелями на телеги и вывозили в сторону болота. При этом ни доспехов, ни оружия с них не снимали. Гнома задействовали на вывозе, а мы оказались в паре с Борисом. Один за голову, второй за ноги… Больше работал старик, жалея мою руку. И я, наконец, решился задать вопрос:
— Кто эти люди?
Старик посмотрел на меня, подумал и вместо ответа снял с одного из убитых шлем. Под железной маской оказалось лицо, поросшее шерстью. Скошенный лоб, выпяченная вперед челюсть. Словом — снежный человек, он же «йети», он же — «арсури». Он же — «антропоморфная обезьяна». Или, как считают некоторые, — двоюродный брат «человека разумного» — неандерталец.
— Посмотрел? Вот это он и есть, реликтовый гоминид. А теперь — давай заканчивать.
И мы пошли заканчивать. Поздней ночью, усталые, перемазанные своей и чужой кровью, мы отмывались в бане. Добрые люди (подозреваю, что это были оставшиеся старики и женщины — я их раньше не видел) таскали воду и непрерывно подтапливали печь. Все парились с каким-то остервенением, выгоняя из себя грязь, усталость и страх. Разговоров не было. Так, реплики.
Незнакомый старик, кривой на один глаз, выдавал чистую одежду. После бани пошли в трапезную. Столы уже были накрыты, но разносолов не было. Когда их было готовить? Мясо, вареная картошка, огурцы. Правда, в отличие от обычных дней, стояли графины с водкой. Я упал на первое попавшее место, не заметив приглашающих жестов Гнома, оказавшегося на другом конце стола. «Жаль, — опечалился, было, я, — теперь и поговорить будет не с кем». Поговорить — это в смысле напиться вместе с кем-то до поросячьего визга. Но потом решил, что так оно даже лучше. Говорить не было ни сил, ни желания. А напиться…
Когда за столами были заняты все места, поднялся Ярослав. Речей он не произносил, а лишь поднял полный стакан водки, начав полушепотом читать «Отче наш». Мы, как один, поднялись и принялись вторить слова молитвы, а когда дочитали до конца, то просто выпили до дна.
Первый стакан выпили все. Потом, в полной тишине, принялись есть. А дальше — кто хотел пить — тот пил, кто не хотел — не пил. Мне хотелось напиться. Но ни пить, ни есть не мог. Хотелось расслабиться, но не удавалось. Подумал — а не махнуть ли еще стакан, через силу, но не рискнул. Посмотрел на народ и увидел, что кое-кто уже поднимается из-за стола и уходит. Собственно, если захочется есть, то перекусить можно и в комнате. У меня там уже давно был оборудован холодильник (подарок Ярослава) с кое-какими припасами. В числе прочего была и бутылка водки. Решил напиться в одиночестве, как последний алкоголик. Почему? Даже не знаю. Наверное, чтобы не увидели пьяным.
Но напиться не удалось. Я собрался включить свет в комнате, как на плечи легли женские руки…
— Не включай… И — молчи! — говорила мне Белка, закрывая мои губы своими.
А потом я услышал шорох спадающего сарафана… Думал — будет мешать рука на перевязи и побитая голова. Не помешали…
Проснулся один. Может, мне всё приснилось? Если да, даже лучше. Не будет чувства вины перед женой… Но, увы, на подушке предательски лежал длинный рыжий волосок. Осмыслить происшедшее не успел, потому что в дверь постучали. На пороге стоял посыльный из числа моих учеников. (Во время военных действий все были озадачены — и большие, и маленькие.)
— Учитель, — важно сообщил ребенок, — тебя Ярослав ждет. Сказал — если Олег проснулся, то пусть придет.
В комнате Ярослава заседал «малый» совет: хозяин, Борис и Андрей. Последнего я знал плохо. Кажется, он начальником в одной из малых цитаделей, а выглядел даже старше Бориса…
— Садись, — сказал Ярослав. — Разговор будет.
«Надеюсь — не о Машке!» — похолодел я и осторожно примостился на краюшке стула.
— И об этом — тоже, — криво усмехнулся Ярослав. — Нет, мысли не читаю. Просто у тебя на физиономии все написано!