Цитатник бегемота
Шрифт:
Иван невольно глянул вверх: нет, ясное небо было по-девически невинно, солнца совершенно не наблюдалось.
— А! — услышал он за спиной. — Тезка…
Иван подскочил на месте и резко оглянулся. Мама дорогая! — на большом валуне в такой позе, в какой обычно курят смертельно уставшие после тяжелой и нудной работы люди, сидел тот самый кавалерист-фессалиец Леонтиск.
— Давненько не видались, — с явным трудом улыбнувшись, произнес македонянин. — Радуюсь, что вижу тебя среди тех, кто уцелел в нашем походе…
Иван закрыл рот.
— Что же ты один, без своих товарищей? — спросил
— Нет, не все, — ответил Иван, гадая, как себя вести дальше.
— А… — вяло произнес фессалиец, — значит, и им не повезло…
— Что значит — не повезло? — удивился Иван.
— Ну, как же… Долго твоим друзьям придется мыкаться… а мы — все, закончили, возвращаемся в Александрию Арахосийскую. А потом — видно будет.
Фессалиец внимательно посмотрел на Ивана и вдруг усмехнулся:
— Ну что, не думал, что все так обернется? Конечно, кто же знал, что нас ждет такое. Слишком далеко зашел божественный Александр, слишком… Не надо было ему доверять чужестранным мудрецам и искать неведомые дали…
— О чем ты? — несколько недоуменно спросил Иван. И тогда фессалиец стал рассказывать интересные веши…Оказывается, Александр и правда был сыном бога- немногие приближенные знали об этом давно, другие же убедились воочию, побывав вместе с царем в странной, страшной и загадочной подземной стране Агарте, которая находилась на западном краю Ойкумены… Это не был мир мертвых, совсем нет, но от этого становилось еще страшнее, потому что никто, даже мертвые, не могли там находиться безнаказанно. Все, кто туда приходил, обязаны были что-то унести с собою, это являлось правилом, законом, и никто не противился, потому что каждый выбирал себе дорогу по собственному желанию и призванию. Александр пришел туда, испросив разрешения в святилище своего, как он всем объявлял, отца — Амона-Ра, но был ли великий бог Черной Земли в действительности родителем царя, неизвестно…
— То есть? — спросил заинтересованный Иван. Фессалиец явственно вздрогнул и провел рукою по лицу.
— Я был в той… стране, вместе с царем, — глухо произнес он, — и я не знаю, кто из богов его охраняет. Поверь, я не трус, вся моя жизнь прошла в битвах, и я примирился с тем, что смерть надо любить, но страшнее всего, страшнее смерти и самого страха — это вот так, как он, выбирать, взвешивать и определять судьбы других… Никто, даже сын бога Солнца, не вправе делать этого…
— О чем ты? — недоуменно сказал Иван. — Ты ведь солдат, убиваешь своих врагов и делаешь выбор — кому умереть, а кому — жить дальше, и происходит такое каждый день, и никто еще не изменил этого порядка. О чем ты говоришь?
Фессалиец покачал головой.
— Нет, не то, — с трудом проговорил он. — Я — солдат, но я — часть великой армии, и моя собственная судьба уже определена, а Александр… Александр вышел за пределы, позволенные законом человеку, пусть даже и сыну одного из богов Черной Земли.
Он умолк. Иван подождал, потом не выдержал и спросил:
— Так что там случилось, в этой самой стране?
Фессалиец посмотрел на него и невесело усмехнулся:
— Я не могу сказать тебе всего, тезка. Такого, как там, лучше никогда не видеть… Все не так, и все наизнанку, и люди ведут себя как звери… а звери появляются — и тут же исчезают. Но главное — там Александру дали этот проклятый талисман!
— Какой талисман? — совершенно спокойно произнес Иван, вспомнив все.
— Да, талисман, — словно бы в каком-то исступлении повторил фессалиец, — и он стал почти непобедимым полководцем…
— Ara, — глубокомысленно сказал Иван, потом спохватился: — Что значит — «почти»? Фессалиец с трудом усмехнулся:
— Ты же видел… В поисках страны вечного счастья мы прошли всю Ойкумену. Мы знали, что Запад победит Восток, и так было всегда… до сих пор. В битве за Шамбхалу мы проиграли. Все. Конец пути. Александру недолго осталось.
— Почему?
— Его талисман дал право быть сильным среди слабых… а ведь есть еще и другие талисманы. Фессалиец умолк и опустил голову.
— А откуда ты знаешь? — осторожно спросил Иван. Фессалиец криво улыбнулся.
— Подумаешь… теорема Пифагора, — не глядя на Ивана, сказал он. — Повидаешь с мое — не будешь таким наивным. Кстати, у тебя вот, к примеру, меч — очень он похож на тот, что, по слухам, есть у кого-то из желтолицых Бессмертных.
— Ну и что? — несколько натянуто улыбнувшись, сказал Иван.
— Да нет, ничего, — вяло ответил фессалиец. — Я же говорю — просто похож на него… как и на клинок из Бахди, прекрасной страны с вознесенными знаменами, чей бич — муравьи, пожирающие хлеб. А талисманов, подобных тому, что получил Александр, несколько, и пока никто не собрал их воедино хотя бы на время…
— Это тебе в том подземелье сказали? — с любопытством спросил Иван.
Фессалиец мотнул головой.
— Нет, не там… В той стране говорили о другом, ведь каждый был озабочен тем, чтобы получить желаемое. Друзья Александра получили свое — кто царство, кто легкую смерть, кто безумие, кто раскаяние… а царь захотел совсем другого — блага для людей, и не спросил их об этом, а такого, поверь, еще никто не добивался. Он даже не знал, что это такое: Шамбхала!..
Фессалиец замолчал и потянулся к поясу, потом отдернул руку. Иван был готов поклясться, что кавалерист искал сигареты.
— А самое страшное, — вдруг полушепотом проговорил фессалиец, — что там действительно совсем не было солнца! Зачем же тогда вообще чего-то желать?..
Иван посмотрел вверх, чувствуя, как по коже побежали мурашки. Стальное строгое небо, бессолнечное и бесполезное.
— А здесь… — дрогнувшим голосом сказал он, — здешнее солнце…
Фессалиец поднял голову и долго, улыбаясь, смотрел в зенит. Потом, не отрывая глаз от чего-то жаркого и манящего, вздохнул и произнес:
— Да… здесь солнце почти такое же, как на родине, в Фессалии. Никакое облако не смеет его испортить…
Он улыбался, а Иван, обмирая, смотрел то на него, то в небо. Твою мать, да что же тут такое творится?! Нет там никакого солнца!..
Он чуть было не произнес эти слова вслух, но передумал и захотел в сердцах плюнуть, однако за него это сделал фессалиец.
От души харкнув в желто-коричневую пыль, кавалерист пружинисто вскочил на ноги.
— Нет, хватит, — сквозь зубы процедил он. — Домой, теперь только домой!