Цивилизация Х. Инспекция
Шрифт:
– Мое почтение, капитан! – добродушно приветствовал его Калашников, сверкнув ослепительной улыбкой. – За что же вы так взъелись на прессу? Кажется, на любимую мозоль я вам не наступал, а вы на меня волком смотрите. Давайте жить дружно, ребята. Может, и я вам пригожусь.
– Роман, почему этот щелкопёр здесь? – хмуро спросил Лужнецкий, пропустив мимо ушей миролюбивое заявление журналиста.
– Я его не пускал, Станислав Андреевич, но вы же знаете, что он куда угодно без мыло пролезет, – ответил опер, виновато разведя руками. – Только на секундочку отвлёкся, а он – шмыг…
– Шмыг? Хм-м, теперь от него не отделаешься, Рома, – обречённо сказал Лужнецкий, все ещё игнорируя Калашникова, словно его и не было. – У этого нахала хватка бульдожья. Будет висеть на нас, и путаться под ногами.
– Ну, это вы зря, Станислав Андреевич, – с налётом обиды сказал Калашников. – Висеть, конечно, буду, такая уж у меня работа, но не балластом. И, вообще, вы недооцениваете возможности прессы…
– Ладно, хватит, – сухо оборвал его Лужнецкий. – Знаю, что вы не отстанете, поэтому давайте сразу договоримся по-хорошему.
– Вот это другой разговор, – обрадовался Калашников и широко улыбнулся. – Я знал, что мы найдём общий язык.
– Возможно, если вы обязуетесь строго придерживаться определенных рамок. Если в вашей газете появится хоть полслова лишнего – пеняйте на себя. Я позабочусь, чтобы вы впредь были в Управлении персоной нон грата. Договорились? – капитан жестко взглянул в глаза журналисту.
– О чем речь, конечно! – с энтузиазмом ответил тот.
– Хорошо. А теперь ответьте мне на один вопрос… Как вы узнали о случившемся?
– Сорока на хвосте принесла, – шутливо ответил Калашников.
– А имя у сороки есть?
– Есть, но вам я не скажу. Каждый добывает информацию, как умеет, а сдать своего агента – последнее дело.
– Честный, значит?.. – усмехнулся Лужнецкий. – Ну-ну… Можешь не говорить, я и сам догадываюсь. Только что-то твой агент сплоховал: приехал ты поздновато, самое жареное пропустил.
– Это не он, а моя машина подвела: какая-то сволочь слила бензин на стоянке. Пришлось "стрелять" на дороге.
– Ладно, поговорили, и хватит, – сказал Лужнецкий. – У нас нет времени на трёп. Подбросишь в Управление? По дороге расскажу кое-что.
– Нет проблем! – обрадовался Калашников.
– Вот и хорошо… Рома, а ты иди домой, – сказал капитан позёвывающему оперу. – Отдыхай, всю ночь ведь на ногах.
Попрощавшись с Василенко, Лужнецкий и Калашников быстро пошли к машине журналиста. Через минуту "Веста" влилась в поток автомобилей на улице. Лужнецкий сосредоточенно молчал, занятый своими мыслями, а Калашников искоса поглядывал на него, не решаясь потревожить размышления следователя, который и без того был не в восторге от навязанного общества.
Специфика работы журналиста, ведущего криминальную рубрику в одной из самых влиятельных и читаемых газет города и области, сделала Калашникова достаточно известной личностью как среди правоохранительных органов, так и среди "братвы", но ни те, ни другие особой любовью его не жаловали. Артём давно привык к такому положению и добывал информацию всеми возможными способами, когда надо – становясь искусным дипломатом, а когда и просто покупая её. Его нахрапистость, граничащая с наглостью, могла в одно мгновение смениться учтивостью и лестью, лишь бы был достигнут нужный результат. Эти качества позволили ему быстро сделать карьеру и приобрести популярность, вышедшую уже за пределы города. Но и ряды завистников и недоброжелателей тоже росли, и только интуитивное чутьё и умение ладить со всеми позволяли избегать крупных конфликтов, а порой и серьёзных эксцессов. Лично с Лужнецким у него не было трений, но в Управлении многие относились к нему с подозрением и опаской из-за серии разоблачительных статей о работе местной полиции, повлекших за собой приезд комиссии из центра и очень неприятные оргвыводы для некоторых работников, чьи имена фигурировали в них.
Молчание затягивалось, и Калашников решился всё же побеспокоить капитана, осторожно спросив:
– Так что все же произошло, Станислав Андреевич?
– Убийство, вы же знаете… – отмахнулся Лужнецкий.
– А подробнее?
– Подробности потом. Послушайте, Артём… Владимирович, я не понимаю, зачем вам нужны подробности обыкновенного бытового убийства? Ну зарезал парень свою подругу, приревновал к другому, так ведь таких преступлений совершается за год тысячи. Здесь нет никакой криминальной детективной интриги, никаких хитросплетений интересов и скрытых конфликтов. Всё ясно как дважды два. Как правило, такие преступления быстро раскрываются. Что можно вообще писать об этом? Разве что один голый факт.
– В чём-то вы правы, Станислав Андреевич, – ответил Калашников. – С точки зрения детективного жанра в этом преступлении мало интересного. Но я хочу попытаться разобраться в психологии человека, убившего свою возлюбленную.
– В психологии? – удивился Лужнецкий. – Надо же! С чего бы это?
– А вы сами никогда не пытались понять, почему наше общество… звереет? Может, не только социальная среда виновата, а есть причины более глубинные, скрытые в самой природе человека?
– Эк вы хватили! Чем же природа-то виновата? Все люди рождаются чистыми, как ангелочки, это уж потом из них вырастают убийцы, насильники и прочее отребье, – с усмешкой сказал Лужнецкий и добавил: – Мой вам совет, Артём Владимирович: не занимайтесь этим. Душа человеческая – потёмки, и вы никогда не сможете познать её. Мы сами себя не знаем, иногда совершаем такое, о чём и помыслить не могли. Чёрт знает, какое чудовище сидит в каждом из нас и ждёт своего часа… Уж лучше бы вы писали о наших мафиози и их делишках. Это у вас неплохо получается, а копание в душах оставьте ученым-психологам, не отнимайте у них хлеб насущный.
– Вы меня неверно поняли. Моя цель в другом. Я не собираюсь писать труды по психологии преступлений, а хочу лишь попытаться заставить людей задуматься над этой проблемой, может, даже покопаться в себе, чтобы "изгнать бесов" пока не поздно… В общем, пробудить людей от спячки равнодушия.
– Ну что ж, попытайтесь, – немного устало и со скепсисом протянул Лужнецкий. – Только не заблудитесь в этих джунглях… Ладно, раз уж вы так хотите знать подробности, извольте…
Рассказ о происшедшем был не долгим. Лужнецкий тщательно отфильтровал информацию, а когда они подъехали к зданию Управления, ещё раз предупредил журналиста:
– Надеюсь, что вы помните наш уговор? Пока идёт следствие – ничего лишнего не должно появиться в печати, и уж тем более – никаких имен и подробностей.
– Можете не сомневаться: я держу слово.
– Хорошо, если вы меня не разочаруете, то получите всё, что вас интересует… Кстати, как у вас со временем, Артём Владимирович?
– Вагон и маленькая тележка, – с улыбкой ответил Калашников. – А что?
– Да я подумал, что вам может быть интересно побывать на квартире подозреваемого. Я собираюсь туда, вот только утрясу формальности.