Цивилизация страуса
Шрифт:
На какое-то время ситуация действительно изменилась, деньги и административный ресурс перестали решать, и у обычного человека появились реальные шансы выиграть дело против огромной корпорации, но, как и следовало ожидать, долго такое положение дел просуществовать не могло. Как только наступила определенность и засияли звезды новой адвокатуры, корпорации тут же прибрали их к рукам, и все вернулось на круги своя.
С уголовным правом дела обстояли еще веселее.
Поскольку государственных обвинителей, которым по новым законам юридическое образование не требовалось, набирали из бывших спецназовцев, уголовные адвокаты стоили слишком дорого, и обвиняемым чаще всего приходилось защищать себя самим. Кому-то везло, и процент оправдательных приговоров незначительно вырос. Но большинство либо сразу признавало свою вину, либо, если дело было слишком серьезным и срок грозил отнюдь не маленький, гибло на судейской арене.
В результате преступность снизилась примерно на треть, но Гусев все равно нашел эту ситуацию прелестной. Если раньше тебе могли 'влепить двушечку', то теперь ты имел неплохие шансы огрести топором в лоб. На совершенно законных основаниях и в рамках судебного разбирательства.
При этом страна все еще поддерживала мораторий на смертную казнь.
Утром позвонил Макс.
– Слушай, тут такое дело, - сказал он.
– У полицаев в результате хакерской атаки лет тридцать назад все электронные архивы гакнулись. Что-то они сумели восстановить, что-то нет. И тут выяснилось...
– Что мое дело они не восстановили?
– угадал Гусев.
– Именно, - сказал Макс.
– Значит, полный облом?
– Не полный, - сказал Макс.
– Я могу послать человечка сходить кое-куда ногами, но это будет сильно медленнее. И, что немаловажно, изрядно дороже.
– Понимаю, - сказал Гусев.
– Так я чего звоню-то... Мне продолжать копать или ну его уже к черту?
– Продолжай.
– Угу.
Едва Макс отключился, нарисовался Краюхин.
– Дело приняли к производству, - бодро отрапортовал он.
– Первое слушание назначено на завтра, на десять утра. Оно же, я думаю, и последнее.
– Так быстро?
– удивился Гусев.
– Правосудие не терпит промедления, - сказал адвокат.
– Мне надо как-то подготовиться или что-то вроде того?
– Нет, - сказал
– Наденьте костюм, если есть. Если нет, не надевайте, перетопчутся.
– А адрес суда какой?
– запоздало сообразил Гусев.
– Я вам в почту все скинул, - сказал Краюхин.
– Ну, ударим могучим русским топором по произволу банковской системы?
– Вы ж говорили, мечом пользуетесь. Может, не стоит менять привычное оружие?
– Да я фигурально, - сказал Краюхин.
– Не буду я ничего менять. Тем более, что у меча и топора баланс разный.
– Я уже не понимаю, что тут фигурально, а что на самом деле имеет место быть, - сказал Гусев.
– Вы когда следующий раз пошутить захотите, предупредите меня заранее, хорошо?
– Все будет нормально, - сказал адвокат.
– Прорвемся.
Гусев не любил это вечное русское 'прорвемся'.
Он не видел ничего хорошего в этом бесконечном героическом преодолении трудностей и хотел бы решать вопросы в рабочем порядке. Но все вокруг него постоянно куда-то прорывались, и ему поневоле приходилось прорываться вместе с ними.
Хуже вечного русского 'прорвемся' было только вечное русское 'авось'. А уж когда кто-то употреблял при нем словосочетание 'Авось прорвемся', Гусеву хотелось впасть в истерику, бегать по потолку и биться головой о стену. А еще лучше, бить об стену голову собеседника. Долго и с наслаждением.
И ведь многие зачастую не понимают, что кучи ситуаций, через которые надо 'прорываться', возникают именно при попустительстве этого чертового 'авось'.
Авось и так прокатит, думает автослесарь, не дотягивая болты, и потом у машины отваливается рулевая тяга и она летит в кювет. Авось потом успею все выучить, думает студент за три недели до экзамена, а потом его отчисляют и он идет в армию. Авось обойдется, думает бухгалтер и опаздывает со сдачей отчета, а потом появляется 'маски-шоу' и изымает из офиса все компьютеры, включая сервер.
Конечно, в нынешней ситуации Гусев был не виноват. Законодательство изменилось уже после того, как он был заморожен, да и в целом он не особо рассчитывал на то, что его когда-нибудь разморозят, а потому при жизни такие вопросы его не заботили.
Но легче от этого не становилось.
Адвокатов, представляющих интересы банка, было трое. Два обычных для этого времени юриста и один японец с фигурой борца сумо. Не бурят или казах, только смахивающий на японца, а самый настоящий японец, с самым настоящим японским именем и ломаным русским языком. Гусеву стало интересно, как он получил адвокатскую лицензию.