Цок
Шрифт:
Вадим впал в отчаяние. Месяца три он стойко удерживал себя, чтобы не набрать знакомый номер телефона, не потревожить Машу. Мол, должно пройти какое-то время.
И, странно ли, нет ли, но именно в тот вечер, когда с нашей героиней начали происходить описанные в предыдущей главе удивительные события, Терпилов волею судьбы оказался закинут в её парадную, к самой двери её квартиры, пьяный, с мятым букетом жёлтых хризантем и откупоренной бутылкой шампанского. Он минуты две в нерешительности переминался с ноги на ногу, потом всё же взял себя в руки и решительно выжал кнопку звонка. Откуда-то из глубины квартиры послышались
Перед Вадимом предстала бывшая супруга. Да, выглядела она великолепно. Миниатюрная точеная фигурка, облачённая в домашнее шёлковое кимоно в тон сверкающим недоумением и гневом бирюзовым глазам, всклокоченные тёмные волосы и привычная саркастическая усмешка, застывшая в уголках чуть полноватых тёмно-алых губ. Терпилов при виде объекта собственного обожания стушевался и глубоко вздохнул.
– Бон жур, Мона, – он всегда, ещё со времён совместной жизни, звал её этим прозвищем, которое сам же и дал.
– Насчёт жура ты здорово погорячился. Ночь на дворе, – сказала Маша и пристально, с головы до ног оглядела бывшего супруга. Заметив некоторый диссонанс в облике неожиданного гостя, язвительно пропела: – Когда бы мне златые горы и реки, полные вина? Терпилов, что с тобой? Тебя не узнать.
– Гм… ммууук…
– Выражайся, пожалуйста, яснее. – Машины глаза недобро сверкнули.
– Моночка… это… не ругайся, пожалуйста… – пролепетал Вадим, с презрением посмотрел на букет и, сплюнув под ноги, с остервенением отшвырнул цветы. Следом полетела бутылка. Раздался грохот. – Ладно, ты прости, я это… просто я… Короче, кактусов, Мона, на пять мультов… Что теперь делать, Мона? Ох, извини, дорогая… Я это… Пошёл, короче. Пока.
Терпилов развернулся на каблуках, но, не удержав равновесия, повалился на пол. Маша вскрикнула. Приоткрылась дверь соседней квартиры, оттуда выглянуло заспанное квадратное лицо с устрашающим шрамом через всю щёку. Лицо, чеканя слоги, произнесло:
– Маш-ша, пом-мощь нуж-на? Я ем-му…
Маша, бросившаяся поднимать Вадима, лишь печально улыбнулась:
– Спасибо, Гена. Наверное, сама справлюсь.
– Ну дав-вай. Зов-ви, ес-ли что, – ответил Геннадий и захлопнул дверь.
Маша буквально втащила Терпилова в квартиру и последовала примеру соседа. Стянув с бывшего мужа грязное пальто и швырнув его в угол, она распахнула дверь в ванную, включила холодную воду и чуть не пинками заставила Вадима опустить голову под мощную струю. Последнему во время столь необходимой в данный момент экзекуции стало лучше. Закрыв через пару минут кран, он уже не блуждал глазами и не раскачивался, как одинокий тополь под порывами ветра. Терпилов взял с крючка махровое полотенце, набросил на голову и присел на край ванны. Маша продолжала стоять в дверях, совершенно забыв о Предо, оставшемся на кухне, и молча наблюдала за действиями Вадима. Наконец, тот заговорил:
– Мона, ты прости меня, ладно? Я не собирался так поздно… В общем, я разорён… Кактусов, Мона… хоть плачь! На пять миллионов евро. Полный пароход, Моночка… Да… Это звездец, Вадик… Конкретный зе энд…
Маша не очень-то понимала бред Терпилова про кактусы, пароход и «зе энд», но то, что произошло нечто ужасное, почувствовала сразу. Никогда раньше она, да и, пожалуй, никто другой, не видел Вадима в таком жутком состоянии. Она подошла к нему вплотную, мягко взяла за локоть и тихо проговорила:
– Вадь, пойдём на кухню, а? Расскажешь всё по прядку. Ты есть хочешь?
– Нет, Мона, – затряс головой Терпилов, – я хочу умереть.
Но, вопреки словам, поднялся и покорно поплёлся за Машей.
На кухне никого не было, только из открытой форточки сильно дуло, да от лежащей на чистом теперь столе ватки, которую в эту самую форточку – Маша точно помнила – Предо её выбросил, крепко несло нашатырём.
Глава пятая. Кактусы для Тыквы
– Ты, давай, начинай рассказывать, а я тебе пока кофе сварю, – сказала Маша, усадив Терпилова за стол.
– Слушай, Мона, а у тебя чего покрепче не найдётся? – робко спросил Вадим.
– Покрепче вредно, – огрызнулась было Маша, но посмотрев на помятое лицо бывшего мужа, выражение которого не вызывало сейчас других чувств, кроме жалости, вздохнула: – Ладно уж.
Взяв с подоконника недопитую бутылку коньяка, она поставила её перед Терпиловым, достала из шкафчика чистую рюмку и, заглянув в холодильник, вытащила оттуда бутерброды и колбасу, оставленные заботливым Предо, который сам внезапно исчез. Вопрос – куда? Впрочем, вопрос не первоочередной.
Теперь-то Маша была уверена, что не спит, хотя воспоминания о некоторых моментах сегодняшнего вечера до сих пор не слишком укладывались в голове.
Терпилов, наполнив рюмку, тут же её осушил и налил снова. Маша запротестовала:
– Нет уж, хватит, дорогой! И закусывай, пожалуйста, а то снова развезёт.
Вадим кивнул, но как только хозяйка на секунду отвернулась, быстро схватил рюмку.
– Терпилов! – гневно вскрикнула Маша, заметив телодвижение. – Сейчас трансклюкирую нахрен! И выгоню. Соседа позвать? Геннадий, кстати, на войне контуженный. Сначала бьёт, потом разбирается.
Она взяла со стола пузырь и, заткнув пробкой, спрятала в шкафчик.
Вадим ожил. Лицо покраснело, руки легли на стол, а глаза, пробежавшие взглядом по кухне, остановились на бутербродах с икрой.
– Обойдёмся без контуженного Гены, Моночка. Кучеряво, смотрю, живёшь. Я имею ввиду – для художника, который типа должен быть голодным, – в терпиловском голосе звякнули хамские нотки.
– Тебе ль судить, чучело, каким должен быть художник? Занимайся-ка лучше своими бананами, а глупые банальности оставь для Вероники Семеновны. Или как её там? – Машина жалость пропала, словно и не было. – Есть что сказать, говори. Нет – проваливай. Мне ещё работу работать. Сдавать завтра.
Вадим вжал голову в плечи.
– Моночка, прости ради Бога, – промямлил он. – Может, кофеёк-то сваришь?
– Сварю, – жёстко сказала Маша и взяла турку. – А ты не тяни резину. Ну, какие проблемы?
Проблемы оказались реальными. И серьёзными. Пока Маша готовила кофе, а потом, чтобы не терять время, перерисовывала испорченную иллюстрацию, Терпилов рассказывал.
* * *
В день, когда случилась та самая роковая встреча на озере, о которой вскользь упоминалось выше, Терпилов таки перекинулся парой слов с Машиной подругой, хозяйкой жёлтого «лотоса», и, узнав, что у той собственное дело, обменялся с ней визитными карточками.