Цотнэ, или падение и возвышение грузин
Шрифт:
— Добро пожаловать, — царица подставила щёку для целования. Юношу она поцеловала в лоб, оглядела и осталась довольна.
— А он благолепен у тебя, сестра, мой крестник.
Натэле было приятно, что царица назвала её сестрой и что похвалила княжича. Она вся просветлела и поблагодарила царицу.
Цотнэ горел, как в огне. Не знал, куда спрятать пылающее лицо. Взглянуть на царицу он не смел. Тамар обоих повела к трону.
Лаша и Русудан приветствовали юношу, поставили его между собой сзади трона, приласкали, приголубили.
Цотнэ старался держаться с царевичами достойно, отвечал вежливо и скромно.
Великая Тамар выразила соболезнование о смерти дочери княгини, своей маленькой тёзки.
— Я хотела приехать на погребение, но была занята государственными делами. Однако заказала панихиду в Сиони и молилась за упокой её души.
Божественными звуками доносились до Цотнэ слова царицы. Он наблюдал за сидящими и стоящими придворными. Визири и эриставы располагались по чинам и достоинству, кто поближе к царице, кто подальше. Стены и арки были расписаны, покрытые золотом своды потолка и колонны сияли, озаряемые светильниками.
Цотнэ вспомнил рассказы пастыря Ивлиана. Тот живо описывал дворцы греческих императоров и венецианских дожей. Тогда Цотнэ думал, что в мире ничто не сравнится с ними. Но сейчас, оглядывая дворец Тамар, он убеждался, что прекраснее и богаче этого дворца нет в целом свете. Ведь в тех, других дворцах, не было Тамар, а без неё не может быть такого блеска и красоты.
Вспомнив о пастыре, Цотнэ поискал его взглядом среди людей, находящихся в тронном зале. Он обвёл глазами зал и, увидев гриву настоятеля Ивлиана, обрадовался. Плечистый великан был на целую голову выше стоявших вокруг него придворных. Улыбаясь, он смотрел в сторону княжича, а когда они встретились глазами, кивнул ему головой, как бы ободряя воспитанника.
Цотнэ улыбнулся в ответ, он почувствовал себя спокойнее и увереннее.
Семью одишского князя поселили в царском дворце. В первую ночь Цотнэ не спал почти до утра. Переполненный дневными впечатлениями, он видел перед собой только прекрасноликую Тамар. Её улыбка, тепло и ласковость взора согревали и озаряли его душу.
Только под утро юноша уснул, но и во сне перед ним опять возникла Тамар. Ему снится, что он возмужал. Он во дворце, он направляется к трону. Вслед за наследником Одиши движутся свита и воины. У всех у них на спине изображены кресты в знак того, что этот отряд во главе с Цотнэ отправляется освобождать святые земли от неверных.
Тамар поднялась.
Ослепительно блестит на голове царицы украшенный драгоценными камнями венец, но ещё ярче сверкают глаза царицы. Тамар передала Цотнэ царское знамя, благословила поход в Иерусалим, поцеловав в лоб предводителя крестоносцев.
У Цотнэ потемнело в глазах, но тут он увидел, что перед ним не царица, а его двойняшка Тамар. Удивительно повзрослевшей и прекрасной показалась ему сестра. На голове девушки блистает золотой венец. Цотнэ обнял и расцеловал сестру.
Потом все вокруг опять изменилось: сестра Цотнэ растаяла, исчезла, а перед воинами — царица с молитвенно воздетыми вверх руками.
Цотнэ опустился на колени, приложился к знамени и трижды поцеловал полу платья царицы.
Царица подняла его.
— Где ты был до сих пор? Ты же мой братец, часть моей души и моей плоти?! Отныне не покидай меня. Будем постоянно вместе, как были безраздельны во чреве матери…
В эту ночь закончилось отрочество Цотнэ. Утром наследник Одиши проснулся уже юношей, безумно влюблённым в царицу царей, в прекраснейшую из всех цариц.
Понемногу Цотнэ освоился во дворце. Сыновья вельмож не оставляли ему времени для грусти. Приглашали на охоту, играть в мяч, в шахматы, брали на загородные прогулки.
Мать и сын почти каждый день виделись с Тамар. Она приглашала их то на пир, то на приём в тронный зал. Эти дни были самыми счастливыми в жизни Цотнэ. Исподтишка он взглядывал на царицу, и этого было достаточно, чтобы его сейчас же бросило в жар, чтобы дрожь пробежала по всему телу. Царица казалась уставшей и грустной. Она похудела против обыкновенного и была бледна. Это не мешало ей оставаться красивой и обаятельной. Не только поэтов и панегиристов, но и простых бесхитростных людей, далёких от стихов и поэзии, её неповторимая краса настраивала на поэтический лад, вдохновляла на сочинение стихов и песен.
— Удивительно прямо, — сказала раз после очередного приёма Натэла. — Царица никогда не была так прекрасна, но никогда в глазах у неё не было столько грусти и никогда не была она так бледна.
Натэла, будто забыв о присутствии сына, подошла к иконе богородицы, опустилась на колени, стала молиться:
— Божья матерь, светлая дева Мария, рассей мои сомнения. Пошли здоровья и долголетия великой Тамар, не поколебай мощи грузин и сохрани их надежду!
Сын тоже встал возле матери. Натэла вспомнила, что она не одна, и уже шёпотом продолжала молитву.
Цотнэ не понимал, какие сомнения просит рассеять его добрая мать, но заметил, что её что-то тревожит и что она чего-то боится. Непонятная тревога передалась и ему, и он горячо, всем сердцем отдался молитве.
Натэла была довольна. Новая жизнь Цотнэ начиналась точно так, как об этом мечтали Шергил и его супруга. Наследник одишского правителя прилежно посещал церковную службу, участвовал наравне со всеми в состязаниях, одним словом, ни в чём не отставал от других. Одно только и было, что он часто грустил и в минуты задумчивости искал уединения.
Печаль своего сына Натэла объясняла просто: юноша, видно, грустит о родном крае, о сверстниках. Свыкнется с царским двором, и печаль рассеется.
Над верхней губой у княжича постепенно начало чернеть, и мать радовалась, что её сын мужает. Она знала и то, что юношеский возраст принесёт наследнику новые увлечения и его навсегда покинет мысль о пострижении в монахи. Натэлу не столько беспокоило будущее сына, сколько положение мужа, оставшегося в Одиши. Слепому трудно без неё управляться с делами. Поэтому она попросила у царицы разрешения вернуться домой, а сына оставить при дворе.