Цой: черный квадрат
Шрифт:
И снова всем смешно. Это жизнь. Их жизнь.
Как всегда невовремя появляется взъерошенный администратор:
– У-ух, наконец-то вас нашел. Через полчаса настройка звука во Дворце спорта, Тиша уже там…
Его не слышат. Продолжают расслабленно валяться на траве…
Но у администратора есть и другие новости.
– Слышали, что народ говорит!? Министр внутренних дел Пуго, один из главных заговорщиков, застрелился, когда его брали дома… Говорят, что в Форосе двойник Горбачева отдыхал, а сам он в Москве все время был, – руководил нейтрализацией
– Чувствую, скоро в Прибалтику будем ездить по визам, – безрадостно замечает Цой.
Пора ехать. Машина уже у пляжа. Отдых окончен.
Через несколько часов в киевском Дворце спорта. Цой и администратор выглядывают из-за кулис. Удивительно, но впервые за долгое время зал заполнен только наполовину.
– Почему так публики мало? – неприятно поражен Виктор.
– Организаторы сказали, что билеты пошли только перед самым концертом, а так месяц мертво стояли… Зато, по слухам, у ТЕХНОЛОГИИ на днях намечается аншлаг, – неохотно поясняет администратор.
– Где? – Виктор впадает в странное оцепенение.
– Здесь же. Через два дня. У них афиши по всему Киеву содраны. Это верный признак успеха. Я сам видел. А наши афиши висят нетронутые… Кстати, Витя, директор ЗООПАРКА опять звонил по поводу их юбилея. Что ему ответить?
Он ждет ответа, но Виктор будто во сне:
– Мы же в туре. Сыграть не сможем. Так и ответь…
Когда Цой выходит на сцену, его походка тяжела, словно в подошвы кроссовок залит свинец. Он с тоской смотрит в полупустой зал. Это какое-то другое время…
Другой мир…
Москва-Токио. Октябрь 1991 года
В Москве у него начинается депрессия. В своей московской квартире Виктор часто остается один. Выглядит он плохо. Вокруг беспорядок, квартира не прибрана, – повсюду пустые бутылки, разбросанная одежда, скомканные листы бумаги с черновиками. В руках Виктора акустическая гитара. В который раз он берет одну и ту же ноту, но все бесполезно – мелодия не рождается. Его занятие прерывает телефонный звонок. Виктор поднимает трубку.
– Цой – ты говно, – слышится мальчишеский голос в трубке.
Короткие гудки. Отбой. Кому-то понадобилось высказаться – его личное дело.
Виктор снова берет в руки гитару, и снова звучит прежняя нота. Бесполезно – мелодии нет. Размашистым ударом он с удовольствием разбивает свой инструмент о стену. Во все стороны летят обломки гитары. Нет ничего хуже, когда время стоит на месте. Или ушло. Нужно разобраться, нужно понять. Проходит день, второй, третий. Он все еще в квартире один. Только становится еще грязнее, и вокруг еще больше хаоса. Виктор то лежит, то сидит, то ходит, как лунатик со стеклянными глазами. Из комнаты
– Ты похоронишь группу, – реплика продюсера группы Юрия Айзеншписа звучит как приговор.
Другое мнение у администратора. Дело не в Викторе. И не в группе.
– Публике не нравится диджей. Люди хотят видеть старое КИНО, – пытается убедить продюсера администратор.
Половина зала. Теперь – нормальное дело.
– Во всех городах одно и то же – аншлаговые концерты у ТЕХНОЛОГИИ, наши билеты в продаже стоят мертво, без всякого движения, – слова администратора прочно засели в голове Виктора. Он слышит их слишком часто. И, наконец, наступает предел.
– Я больше не буду выступать в пустом зале, – однажды говорит Виктор.
Администратор в растерянности.
– Группе придется заплатить неустойку. У нас расписано больше двадцати концертов, – вяло сопротивляется он.
Но решение уже принято. Пустых залов быть не должно.
Иногда эти решения звучат жестко. Но по-другому нельзя.
– Я прерываю тур и распускаю группу. КИНО больше нет, – в один прекрасный день объявляет свои музыкантам Цой. Наверное, так будет лучше. Наверное…
Еще есть фанаты – они рисуют самопальные плакаты и требуют вернуть им любимую группу, еще есть Наташа, но что-то умерло, уже нет КИНО, а есть какая-то другая жизнь, и однажды Виктор принимает еще одно жесткое решение.
– Мы не можем быть вместе, – говорит он заплаканной Наташе. Все изменилось. И будет лучше, если они расстанутся…
Теперь он совсем один.
Тем неожиданней этот звонок.
Он машинально берет трубку. Машинально подносит к лицу.
Он устал. Он очень устал.
– Алло?
Это Акико. У нее встревоженный голос. Она опять говорит по-английски:
– Виктор, здравствуй, что с тобой? Ты, может быть, болен?
– Акико?! – нервы Виктора напряжены до предела. Не так-то просто сжигать мосты. Он вспоминает ту чудную ночь в Таллинне, ее смущение и растерянность, ее немного нелепое и такое неожиданное объяснение в любви. – Акико?! – Голос у Виктора дрожит, он не может говорить, потому что готов расплакаться – у него сдали нервы.
Да, это она. И она очень рада, что Виктор ее не забыл.
Ее голос звучит успокаивающе.
– Я счастлива… Только, пожалуйста, не молчи… Я так долго тебя искала… Кикудзи мне помог тебя найти… Не молчи…
Виктор приходит в себя. Это похоже на пробуждение. Он спал. Он слишком долго спал.
– Какое сегодня число? – неожиданно спрашивает Цой.
– Двадцать пятое октября, – она немного растеряна.
– Что-нибудь случилось?
– Да, случилось. – Она рада, что может первая сообщить ему эту новость. – Твоя песня «Кончится лето» на первом месте в национальном хит-параде Японии.