Цугцванг. Два королевства
Шрифт:
Хаук ощутил беспокойство, но быстро переборол его. Казалось, маркиз попросту хочет его запугать. Но в ход теперь идут не угрозы отправить его в клетку.
– Мы больше с вами не увидимся, Ваше Сиятельство?
– Думаю, Шарль справится с этим лучше меня, – отрезал маркиз.
– Уверен, что он знает намного больше пыток и наказаний, чем вы, – отшутился Хаук, радуясь тому, что его вынужденное одиночество будет прервано.
– Если вы пораскинете мозгами, Хаук, то поймете, что самое ценное в вас – это кровь. Наследие принца Валентина, и если у короля Бастиля не будет детей нужного
– Но… – изумился Хаук. – Но… ведь это невозможно! Я – тхиенец и останусь им до последнего вдоха.
Маркиз встал с постели и устремился к окну.
– Это политика. И порой она жестока. Королю еще предстоит пожалеть, что он не отправил вас вслед за вашими воинами.
– Каким образом Юдо получит моего ребенка, если при дворе фактическому отцовству не придают значения? – Хаук хотел, чтобы маркиз обернулся, но тот застыл как изваяние, разглядывая внутренний двор замка.
– Оливье – пешка. Если Шарль захочет, то вскоре вы станете альфой рода Юдо. Но король этого не допустит… Нет… Он не даст такой козырь в руки Совету.
– А что, если я не захочу?
Маркиз вскинулся.
– Да, кто вас спрашивать будет? Хаук, как вы не поймете, что здесь все не так, как в вашем захудалом Тхиене?! Здесь каждый – фигура на доске, а за ним стоит еще один, который двигает ее по клеткам! Король Бастиль долго выбарывал свою свободу перед Советом, ему было всего девятнадцать, когда они заставили его… Когда это произошло…
Хаук непонимающе всмотрелся в его лицо, когда маркиз все-таки развернулся.
– Вы говорите о ребенке?
– Я говорю о той ране в душе, которая осталась у короля Бастиля, после смерти отца. И о том, что ему пришлось пройти затем. Возможно, они захотят проделать это снова, угрожая получить наследника с помощью вас… – Уголки губ маркиза опустились вниз. – Юдо – подлый мерзавец, как и старуха Соланж.
– Я вам не верю! – Хаук встал с кровати и направился в другой конец комнаты – к столу, ему надоело чувствовать себя никчемным глупцом в череде интриг иосмерийского двора. Надоело вздрагивать от каждого шороха и думать о будущем, которого он вовсе не желал.
– Ваше право, – кивнул маркиз. – Знаете, совсем недавно мой супруг сказал, что, возможно, у вас были собственные планы для того, чтобы попасть в этот плен, и я рассмеялся ему в лицо. Я считал вас глупым мальчишкой, но теперь понимаю, насколько был слеп.
– Маркиз…
– Что бы вы не сказали, это уже ничего не изменит. Вы ведь не откажетесь от поблажек, которые для вас выбил Оливье?
– Откажусь ради чего? – огрызнулся Хаук. – Ради короля, который унизил меня и шантажом заставил лизать ему ноги? Или ради вас и ваших дурацких книг? Если Юдо предложит достаточно соблазнительную цену – мою свободу, возможно, я даже соглашусь его трахнуть… Думаю, Валентин бежал бы без оглядки, забыв про меня, если бы отец его отпустил. Также поступлю и я.
Маркиз вскинул голову вверх, будто намеревался взлететь. Он и был похож на птицу со своим острым клювом и рюшами вместо перьев. Хаук даже начал испытывать к нему долю симпатии, несмотря на давление, которое маркиз оказывал ранее.
Больше минуты продлилось молчание и в комнату украдкой заглянула охранница маркиза, окинув их холодным взглядом. Это была не Эдит и имени ее Хаук не знал.
– Как бы вам не пожалеть, Хаук, о своих необдуманных словах, – предостерег маркиз со сталью в голосе, нарушая паузу.
– Угрожаете?
– Остерегаю.
Маркиз уже знакомым жестом вскинул руку и щелкнул пальцами. В комнату моментально ворвались охранницы и Хаук, от резкого удара прикладом меча по затылку, повалился на пол. Сопротивление не имело смысла, чего бы он добился, уходя в защиту? У них было оружие, у него же лишь голый энтузиазм. Охранницы придавили Хаука к земле и буквально встали сверху, вдавливая каблуки сапог в спину, словно это была сырая земля, после дождя.
– Думаю, Хауку стоит поразмышлять над собственным поведением. Привяжите его к кровати и не стесняйтесь затянуть веревки потуже. Вы же не будете противиться?
Хаук не ответил. Все его внимание было сосредоточенно на женщинах. Обида жгла изнутри, поскольку он думал, что маркиз больше не будет натравливать на него своих сук. На удивление, те даже смогли его поднять и забросить на матрас, после того как связали на полу, а затем до упора растянули руки и ноги к прикроватным столбикам. Кисти передавили так, что они занемели буквально за десять минут и Хаук едва не вывихнул себе запястье, пытаясь ослабить веревки.
Маркиз не остался, чтобы досмотреть им же затеянный спектакль. И Хаук быстро понял, что чувство безопасности, временно завладевшее им, не имело под собой никакой основы.
***
Двенадцать часов беспомощности длились будто двенадцать лет.
Свечи оплавились к рассвету, но никто так и не пришел их сменить. Хаук успел о многом подумать за это время и прийти к выводу, что ожидать другой реакции от маркиза Орно не стоило. Его преданность всегда всецело принадлежала Бастилю и в этот раз маркиз не отступился от собственных убеждений. Но для Хаука Бастиль был синонимом бед и несчастий, посыпавшихся на него голову, как из рога Изобилия.
Плен. Унижения. Издевательства.
И это лишь малая часть из того, что ему пришлось вытерпеть. За что быть благодарным?
Когда утром пришел слуга и разрезал веревки, Хаук даже не пробовал встать с постели, руки настолько затекли, что казалось не обретут чувствительности и через год. Но вскоре нахлынула пекущая боль, напоминая о том, что он еще жив. Спустя четверть часа принесли ванну и начали наполнять ее водой. Хаук в это время уединился с ведром за ширмой, опорожняя мочевой пузырь.
А когда вернулся, то увидел смущенного портного, мнущего в руках какую-то бечевку. Как и королевские слуги, тот изображал из себя немого, когда Хаук поинтересовался: зачем мерки? Он все еще являлся недостаточно важной особой, чтобы получить разъяснения, но, когда схватил портного за руку, тот заверещал, как резанный, призывая охрану. Глаза у него в этот момент дикие, будто он увидел дикого вепря, несущегося на него во весь опор. Кровь, – слова маркиза – самое ценное в вас.