Цугцванг. Два королевства
Шрифт:
– Тогда я возьму все на себя, это будет мне в радость. Ты ведь не откажешь мне? – лукаво вопросила графиня. – Данный вечер проводится для членов Совета и приближенных к ним, попасть сюда без приглашения практически нереально. Ты ведь видел охрану у входа?
– За мной сюда шла целая толпа стражников, так что я привык.
– Я слышала, ты положил на лопатки сынишку Акведука? Как его там? – Она поджала губы, силясь вспомнить имя.
– Антуан?
– Верно, Антуан – старшенький графа. Как всех упомнить, когда король меняет их чаще, чем простыни? Такой он у нас – непостоянный, выбрасывает альфу за альфой за порог, как напрудивших на ковер щенков. Ему бы давно пора наследника завести, в его возрасте у Фабьена уже родился Камил. Боги, как быстро летит время…
– Возможно для вас, но в плену оно проходит чертовски медленно, – отстраненно возразил он.
– О чем ты говоришь, Хаук, какой же это плен? – изумилась она. – Для тебя это освобождение от оков прошлого. Разве король Вальгард предлагал тебе достойное будущее? Он даже не дал тебе земли, заставляя межевым рыцарем мотаться по всему королевству, с мечом наперевес. У тебя ведь не было гарема, хотя тебе сколько – двадцать? Больше?
– Это не отец так решил, я сам. Мне нравится… нравилась такая жизнь.
Графиня отмахнулась.
– Конечно же ты думал, что сам решил, глупый. Король Вальгард достаточно подкован в манипуляции своими подданными, чтобы внушить тебе любую мысль, взрастить ее в твоей голове, как росток. Я не буду врать, Хаук, поклонников в здешних стенах у тебя немного, в основном, потому что ты причинил нам немало головной боли. Но все, кто знали твоего отца, с интересом следили за тобой.
– Зачем?
– Понять, кто ты такой и каковы твои цели?
– Благополучие Тхиена – единственная моя цель. – Собственный голос показался Хауку слабым и неживым, но он не собирался сдаваться. Уж точно не старухе Соланж, как ласково нарек ее маркиз.
– А теперь, когда ты вернешься из иосмерийского плена, даже если допустить, что сможешь сбежать. Не они ли первые будут тебя пытать, не продался ли ты врагу? – А она была умна. И дипломатична.
– Возможно, – кивнул Хаук, понимая, что она более чем права. Хотя вряд ли стоило ожидать меньшего от самого опытного члена Совета.
Бертран вернулся как раз вовремя, неся перед собой желанный стакан воды. Графиня приняла подношение и даже сделала маленький глоток, а затем отставила и потянула Хаука за руку к центру зала.
– Пошли, я познакомлю тебя с Шарлем.
***
Оливье ободряюще улыбнулся, когда они подошли, но Хаук предпочел сделать вид, что не заметил. Графиня сделала неглубокий книксен перед герцогами, рядом с Юдо, как оказалось, стоял Оберон, покачивая в руках бокал с чем-то более крепким, чем вино, которое разносили слуги.
Спутник герцога Оберона был больше похож на фаворита, потупив взгляд в пол, расположившись от него по правую руку. На вид мальчишке едва можно было дать семнадцать лет, а ведь Бертрану – его сыну – как минимум двадцать три, а то и все двадцать пять. Не говоря уже про Оливье.
Хаука на мгновение замутило и Юдо заметил его взгляд. Даже одним глазом тот видел больше, чем некоторые двумя.
– Два юных дебютанта в одной компании, – протянул он. – Жуль, познакомься с новичком.
Оберон повернулся к Хауку.
– И правда, Жуль, почему ты молчишь постоянно, так ты себе не найдешь омегу-покровителя. – И вытолкнул мальчика вперед. – Это Жуль, мой младший сын и, я надеюсь, будущий фаворит его Величества.
– Зря надеешься, – мрачно пошутил Юдо.
Жуль залился краской и отступил в тень отца.
– Ваша очередь представляться, Арнбранд, – зашипел на него Бертран откуда-то из-за спины, и графиня залилась визгливым смехом. Воздух можно было резать, таким он стал плотным и тяжелым в присутствии стольких важных фигур.
– Это Хаук, единственный сын принца Валентина, – внезапно подал голос Жуль. – Он приходил на полигон. Бился с Антуаном и Оливье…
– С Оливье? – заинтересовался Юдо. – Ты бился с ним?
Оливье окатил Жуля убийственным взглядом. Как будто хотел сказать: ну, спасибо, братец!
– Да, мы немного поиграли.
– И кто же выиграл? – не отпускал тему Юдо, вперив тяжелый взгляд в любовника. Как будто не верил, что тот мог бы проиграть тхиенцу. И Хаук ощутил настоящий дискомфорт.
– Ну, ну… давайте сбавим обороты? – миролюбиво предложил Оберон, выгораживая сына.
– Нет, я хочу увидеть, – повелительно ответил Юдо и приказал жестом слуге: – Мечи! Принесите деревянные мечи…
– Скоро ужин, – попытался смягчить его Оливье. – Шарль, не нужно.
– Маленькая сценка – это будет забавно.
Но ни Хаук, ни Оливье так не думали. Гости неохотно расступились, когда им принесли тренировочные мечи. Оливье не хотел терять лицо перед любовником, но Хаук все равно дал себе зарок, что не станет поддаваться или жалеть соперника. В настоящем бою он бы без раздумий убил бы и Оливье, и любого из присутствующих в комнате. Хватит с него унижений перед королем и маркизом. Для Оливье оставался еще один вариант: отказаться от поединка вообще, но, бросив короткий взгляд на Юдо, становилось понятно, что тот не отступится. Ему требовалось подтверждение талантов любовника или их полное опровержение.
Оливье атаковал первым, но действовал так скорее в целях заполучить хоть какое-то преимущество, памятуя их недавний спарринг. Хаук легко отбил его наступление и сам пошел в атаку, нанося удар за ударом, заставляя Оливье отступать и защищаться. В парадных костюмах драться было не так уж комфортно, но буквально через пять минут они оба забыли и о белых сорочках, и о жадных глазах, наблюдающих за ними. Остались лишь они вдвоем и мечи. Перестук деревяшек в их голове, сменился игривым звоном стали.