Цунами. Сотрясатели Земли
Шрифт:
— А ты уверен, что не хочешь спросить…
— Зачем?! — Мне это кокетство начинало надоедать.
— Ну… — Юся смутился. — Я думал, ты именно этого и хотел.
Час от часу не легче.
— Юся, ты идиот?
— Я не Юся. Я Юра.
— Хорошо. Юра, ты идиот?
— Я тебе сейчас в зубы дам.
— Да что с тобой такое? — психанул я. — Ладно, расскажи мне, как ты это провернул.
— Не скажу.
Тьфу ты, пропасть!
— Ладно, я попробую догадаться. Сам ты, в силу нашей привязанности, перепрятать талисманы не мог, значит, попросил кого-то. При мне ты о помощи ни у кого
Юся был впечатлен, по лицу видно.
— Именно поэтому ты идиот. Они могли просто-напросто их стырить, — сказал я.
— Не могли. Я бы почувствовал.
Долбаные его чувства… Конечно, он был прав — талисман не ошибается, предчувствия всегда оправдываются. Но ведь риск все равно был.
— Зачем? — повторил я давешний вопрос.
— А зачем ты с утра полез их искать? — Юся сделал невинное лицо.
Быстро он перенял эту дурацкую манеру — отвечать вопросом на вопрос. Самое обидное, что ответить неправду я не мог: Юся тотчас бы почувствовал. И я ответил честно:
— Я боюсь.
— Ты? — Глаза у него округлились. Все-таки лукавить он не умеет. — Чего ты можешь бояться?
— Что предметы ненастоящие.
Ответ пришел сам по себе, наверное, это петух и на меня немного действовал. Верхнее ли это чутье, или наитие, или как хотите называйте — стало ясно, почему Барбара не идет у меня из головы. Мезальянц купил Барбару на ее собственную удочку. Она продала ему фальшивые предметы, а он показал ей фальшивые глаза. Мое беспокойство было обострившейся тоской по предметам. Но вот я достал артефакты, положил в карман, а тоска не проходит. Значит…
Я сжал в ладони оба предмета. С таким же успехом я мог сжимать два железных шарика от подшипника: тяжесть есть, а эффекта — ноль. Ни силовых линий, ни вибрации, ни волос дыбом. Артефакты были обычными подделками.
— Где они на самом деле? — спросил я. — Девчонки стащили?
— Нет, — тихо ответил Юся (не заслужил ты Юры, братец).
— Хватит мямлить. Куда дел? Я, между прочим, за тебя договор с государством подписывал.
— Он не имеет юридической силы, ты несовершеннолетний и не являешься еще гражданином Израиля, — попытался возразить Юся. — Это был акт психологического давления…
— А для Далилы он имеет юридическую силу? — рассердился я. — Она, между прочим, за тебя подписалась!
— Она… — В глазах у Юси стояли слезы. — Она меня не любит.
Твою мать… Как же до тебя это дошло, с твоей интуицией, только сейчас?
— Где предметы?!
— У Мезальянца.
— Что?!
— И он их, кажется, использовал, — добил меня Юся, кивая на экран телевизора.
10
В Стамбуле Викса с капитанами приземлились в полночь, как и взлетели. Будто время застыло. Когда на запад летишь, всегда так. А на восток, наоборот, время стремительно бежит вперед, как сквозь пальцы убегает.
В середине полета Боря стал ерзать, часто вставать и бегать
— У него застарелый геморрой, — шепнул Глеб Виксе. — Он вообще не может сидеть, удивительно, как до Гонконга долетел. Сейчас скачет, боится, видимо, рецидива.
В аэропорту по этой причине побежали искать аптечный пункт. Пока искали — почти два часа прошло: туда не пускают без визы, здесь пускают, но не то, что нужно… В конце концов нашли, купили самые обычные свечки с маслом облепихи, и Боря поскакал в туалет, потому что до самолета на Москву оставалось что-то около сорока минут.
— Окунуться в алебастр, — сокрушался он. — Еще три часа в самолете до Москвы, потом девять часов до Владика… точно геморрой вылезет.
— Воспринимай это как приключение, — посоветовал Глеб.
Боря обиделся и ушел.
А через пять минут Викса испытала острейший приступ дежа вю. Моргнули лампы, мир вокруг закачался, и воздух наполнил отчаянный вопль умирающего зверя, как в ту ночь, когда она застукала близнецов за незаконным сотрясением земли. Неужели они опять принялись за старое?
В аэропорту началась паника, народ хлынул к выходам, и только Глеб с Виксой, которые стояли как раз возле несущей колонны, хладнокровно прижались к твердыне.
Кошмар длился три минуты. Несколько раз вспыхивало и потухало электричество, стоячие и висящие конструкции раскачивались из стороны в сторону, будто не решаясь, где именно упасть. Иные люди падали на бегу, кто-то оставался лежать, не решаясь продолжить бег, но большинство тут же вскакивали и бежали дальше, молча или вопя во все горло.
А потом все закончилось, так же резко, как и началось. И всего-то за три минуты официально-чопорная обстановка в аэропорту сменилась полным бардаком.
— Глеб, — тихо попросила Викса. — Ты живой?
— Вроде… — Рука Татарина легонько сжала руку Виксы (они, оказывается, так и стояли у колонны).
— Сходи, пожалуйста, в туалет.
— Зачем?
— Там Боря… как он там?
— А ты не можешь?
— Я, вообще-то, женщина.
— А, черт, — досадливо прошипел Глеб.
Осторожно, пробуя левой ногой опору впереди, будто идет не по бетонному полу, а по болоту, Глеб стал пробираться к туалету. Он преодолел чуть меньше, чем половину пути, как из туалета, точно так же пробуя ногой опору, вышел Боря. За собой он тащил чье-то тело.
— Это что такое было? — шепотом спросил он. — Это ведь не из-за меня, нет?
— Нет, не из-за тебя, — покачала головой Викса. — Это, наверное, просто землетрясение.
— Тогда, — Боря заметно приободрился, — помогайте мне этого ханурика вытаскивать.
Викса вздохнула:
— Ну ладно.
Несколько часов из аэропорта Ататюрка не вылетал ни один самолет: тестировалось все оборудование — от канализации до радаров, обследовалась взлетная полоса и самолеты. Все системы, несмотря на подземные толчки, функционировали в штатном порядке, так что с утра рейсы возобновились. В аэропорту обошлось без пострадавших, разве что в туалете от передоза умер наркоман.