Цвет мести

Хейс Роберт

Когда Бетрим поднял глаза, он увидел, что Андерс проводит время ещё хуже. Солдат, очевидно, проинструктировали не церемониться. Пьянчуга валялся, скрючившись, в пыли и принимал пинки от двух мужиков, каждый из которых был вдвое больше него.

Потом женщина, которую он называл Лиша, соскочила с лошади и приблизилась, держа в руке маленький и очень блестящий ножик. Когда она подошла, два солдата прекратили пинать и отступили на шаг.

– Андерс, – сказала женщина, глядя на чистокровного пьянчугу, словно он был чем-то, во

что она только что вступила.

– Лиш, – выговорил Андерс окровавленными губами. – Как всегда рад тебя видеть, разумеется. Я бы поклонился, но боюсь, земля сейчас немного слишком удобная. Может, ты присоединишься ко мне здесь?

Женщина помахала перед ним ножом.

– Я хотела отрезать тебе яйца, в качестве трофея.

Бетрим увидел, как Андерс улыбается. Он подумал, что нужно настоящее мужество, чтобы улыбаться от такой угрозы.

– Уверен, твоему мужу это понравится. Мои всегда были настолько больше, чем у него.

Женщина взмахнула ногой и пнула Андерса в лицо. Он перекатился на спину, и лежал, постанывая.

– Муж дал мне чёткие приказы. Ты должен хотеть жить. До самого конца. Жаль, нельзя забрать у тебя ничего, отчего ты сдашься.

– Точно, – сказал Андерс. – Это было бы ужасно невежливо…

– Держите его! – приказала женщина, и три солдата выдвинулись вперёд и прижали Андерса к земле. Один из них взял его правую руку и вытянул перед собой, заставив широко расставить пальцы.

– Погоди, – крикнул Андерс, и теперь нотки паники отчётливо слышались в его голосе. – ПОГОДИ! Что ты делаешь? Лиш! Погоди!

Женщина его проигнорировала. Она установила нож у мизинца Андерса, прямо над первой костяшкой, и подождала, убедившись, что он видит, убедившись, что он смотрит.

– Нет…

Нож опустился, и Андерс закричал.

Женщина подняла отрезанный палец и ткнула Андерсу в лицо. Звук, который он издал, был похож на долгий вой. Потом женщина отбросила палец прочь.

– Это за Элайзу. Ещё четыре на очереди.

Бетрим стиснул зубы, сплюнул кровью и заговорил, пока всё не стало ещё хуже.

– На твоём месте я б этого не делал.

Женщина посмотрела на него.

– А то что?

– Мож ты заметила, – продолжил Бетрим, – но у меня есть кой-какой опыт с потерянными пальцами. И знала бы ты, как они кровоточат. Отрежь их побольше, и Андерс вырубится, и не сможет посмотреть, чё вы тут для нас приготовили.

Женщина помедлила и взглянула на Семона. Тот лишь пожал плечами.

– Ладно. Просто привяжите ублюдка к остальным. Хотела бы я остаться здесь и посмотреть.

Андерсу удалось слабо улыбнуться, когда его поднимали на ноги.

– Не стесняйся… занять моё место… если уж тебе так хочется.

Женщина ударила его по шее, и Андерс стал кашлять и задыхаться, пытаясь вздохнуть. Вскоре его привязали к столбу рядом с Бетримом и Генри. Солдат обошёл их, проверив, насколько крепко держат верёвки, а потом Лиша подошла

в последний раз. Она подняла бурдюк, набрала полный рот алкоголя и выплюнула Андерсу в лицо.

– Френсис хотел, чтобы, умирая, ты знал, что это было здесь. Так близко и так далеко. – Она положила бурдюк на землю в десяти футах, потом забралась на лошадь, и они уехали. Меньше чем через минуту Лиша и её солдаты превратились в облако пыли вдали, оставив Бетрима, Генри и Андерса умирать.

– Вода? – спросила Генри.

Бетрим увидел, как Андерс облизывает губы.

– Лучше. Вино. – Болван слабо дёрнулся, а потом снова повис.

– Андерс, я уже говорил, но твой папаша – пиздюк! – сказал Бетрим.

Андерс рассмеялся.

– Вовсе нет. На самом деле он куда хуже.

– Хм…

До поляны донёсся навязчивый смех. Бетрим знал этот смех, и знал отлично. Он был холодным, нечеловеческим, насмешливым. И издавали его смеющиеся собаки.

Генри

Вид крови это одно, и в пыли вокруг её виднелось немало, но вкус крови это нечто совсем иное – влажный, металлический и густой. Генри сдержала позыв сблевануть и снова сплюнула.

На поляну снова откуда-то донёсся смех. Может, та же собака, может другая, сложно было понять. Определённо положение становилось всё более отчаянным – Генри вовсе не горела желанием быть разорванной стаей голодных собак.

– Кому-нть удалось ослабить верёвки? Можете высвободиться? – хрипло спросил Шип, сражаясь со своими путами.

Генри выгнула руки, выкрутила, снова потянула, а потом покачала головой. Андерс быстренько попробовал, вскричал от боли и упал на колени. Генри, конечно, никогда не лишалась пальца, или пальца на ноге, как и любой части своего тела, но можно было с уверенностью предположить, что болеть должно было… сильно.

– В такие минуты я скучаю по Шустрому, – сказал Шип слева от Генри. Пожалуй, это последнее, что она хотела бы услышать. От этого её кровь забурлила, нога заболела, и от гнева внутри захотелось кого-нибудь пырнуть.

Генри наклонилась как можно дальше, её плечи заныли от боли в суставах. Потом она поставила левую ногу на деревянный стол, а правую над ней. Стиснув зубы от боли, Генри подняла левую ногу и поставила над правой. Потом наклонилась назад, подпрыгнула на фут и снова наклонилась вперёд. Её плечи кричали в агонии и грозили выскочить из суставов, но всё-таки держались, и она снова начала болезненный процесс.

– Ебануться, – услышала она голос Шипа сквозь туман боли.

Генри глянула на Чёрного Шипа и увидела, что он уставился на неё с разинутым ртом, но отвлекаться не могла, чтобы не терять концентрацию. Горячий пот ручьями тёк по её лицу, смешиваясь с подсыхающей кровью и капая на землю.