Цвет надежд - зеленый
Шрифт:
Но Густафссон не ошибался. Зеленый цвет действительно начал бледнеть. Он уже совсем исчез с пальцев, да и ладони заметно посветлели.
– Но лицо у тебя, слава богу, еще зеленое, - сказал Пружина.
– А для выступления можно надеть перчатки.
– Может, я уже становлюсь белым? Часа два назад, сразу после обеда, я обратил внимание на свои руки, они показались мне необычными, но я боялся этому верить. Интересно, как я сейчас выгляжу?
Он вышел в переднюю, где висело большое зеркало, и направил свет
– Пружина!
– закричал он.
– Пружина! Зелень исчезает! Я становлюсь белым!
"Это невозможно, - думал Пружина.
– Этого нельзя допускать". Воздушные замки Пружины заколебались и растаяли. Но он уже знал, кого надо винить.
– И это называется врач! Жалкий знахарь, обманщик! Кто обещал, что ты будешь зеленым целый год? Знаешь, как это называется? Продажа товара по фальшивой декларации! Он нам за это ответит!
– Слава богу!
– Его надо привлечь к ответственности, этого шарлатана. Он должен заплатить нам за нанесенный ущерб. Его надо упрятать за решетку... Да, да. Пусть там и ему вколют его же зелье, тогда я смогу быть одновременно менеджером вас обоих.
Это был юмор висельника. Но Густафссон не испытывал желания утешать приятеля.
– Не городи чушь! Впрочем, это единственное, на что ты способен.
– Ладно, поторапливайся. Нам пора. Возьмем такси. Твое выступление будет первым, это я беру на себя, скажу, что мы торопимся еще в одно место.
– Я выступать не буду. Позвони и предупреди их.
– Отказаться? Когда публика ждет? А что я им скажу?
– Все как есть. Скажи, что больше выступлений не будет.
Пружина так и взвился:
– Прекрасно! Хороша благодарность за все мои труды и старания, за письма, телефонные звонки и переговоры! Молодец! Но помни: если ты отказываешься выступать, это нарушение контракта.
– Я не виноват, что перестал быть зеленым. Могу сам позвонить, если ты не хочешь. Но выступать я больше не буду.
Пружина лихорадочно размышлял. И вдруг перед ним забрезжил луч надежды, в разбушевавшемся океане он увидел спасительную соломинку.
– Пусть так, - сказал он.
– А что ты намерен делать дальше?
– Теперь я могу работать где угодно.
– Ты так думаешь? Какая наивность! У тебя еще не кончился срок наказания. Тебе предстояло быть зеленым целый год, а прошло всего ничего. Значит, опять вернешься в камеру. И просидишь свои положенные полтора года! Восемнадцать месяцев, не считая одного, который уже прошел.
Густафссон испугался. Об этом он не подумал. Но ведь он не виноват в том, что случилось? Неужели его опять упрячут в тюрьму? Мысль об этом была ему невыносима.
А Пружина уже вошел в свою прежнюю роль:
– Я все улажу. Можешь на меня положиться. Я знаю одного парикмахера, у него можно достать грим. Живет неподалеку. Сейчас
Он бросился к двери. Скатился по лестнице и понесся по улице как испуганная собачонка.
На мгновение Густафссон испытал ни с чем не сравнимую радость. Он подумал, что его наказание кончено. Но утешение оказалось призрачным. Он перестал понимать что-либо.
Он тщательно осмотрел свои руки, разделся, осмотрел живот и бедра, стал перед зеркалом с маленьким зеркальцем в руках, чтобы увидеть спину. Никакого сомнения. Зеленый цвет по всему телу начал бледнеть.
Хлопнула входная дверь. Это пришли дедушка и Ингрид. Густафссон быстро погасил верхний свет и забился в темный угол.
Увидев, что он дома, Ингрид удивилась.
– Ты еще не уехал?
– Да... Пружина куда-то пошел. Он сейчас вернется.
– Это несчастье никуда от нас не денется, - с горечью сказала Ингрид.
– Несчастье далеко не ходит, - заметил дедушка.
Он явно был не в своей тарелке и не мог, как обычно, найти подходящую случаю поговорку. Ингрид хотелось что-то сказать Густафссону, так же как и ему ей, но оба молчали, не зная, с чего начать.
– Пер, - сказала она наконец.
– Пусть твое сегодняшнее выступление будет последним. Хорошо?
– Почему?
– Потому что я прошу тебя об этом.
– Хотел бы. Но не могу. Почему вы не можете оставить меня в покое?
Ингрид обиделась.
– Сделай одолжение! Я обещала угостить дедушку бутербродами. Мы пойдем на кухню.
Дедушка засеменил за ней. По дороге ему пришла на ум поговорка:
– Продолжай делать по-своему. Но помни: кто много зарабатывает, у того жестокий хозяин.
Густафссон не нашелся, что ответить. К тому же позвонили в дверь. Пришел Пружина с коробкой под мышкой.
– Вот, гляди. Тут одна зелень. Этот тон женщины кладут себе на веки. Мы опустошили весь его запас.
Густафссон колебался. По его мнению, эта затея у них не пройдет. По Пружина был исполнен энтузиазма. Он уже хотел приступить к делу, как в дверь снова позвонили. Это был доктор Верелиус, который хотел повидать Густафссона.
– Густафссон сегодня занят, - заявил Пружина.
– У нас вечером выступление.
– Да, я слышал об этом. И мне это не нравится.
– Ваше дело. Нас это не касается.
Прежде доктор Верелиус избегал открытого столкновения с этим нахальным типом. Но сейчас он не собирался молчать.
– Послушайте, уважаемый, - сказал он.
– В данном случае мое желание играет первостепенную роль. Не забывайте: Густафссон находится под моим наблюдением, потому что я его врач.
– А я его менеджер и как таковой контролирую все его дела.
– Мой контроль касается действия красящего вещества.