Цвет надежд - зеленый
Шрифт:
Был субботний вечер. Вся семья собралась в гостиной. Густафссон сидел у стола перед пустой чашкой, Уве расположился на тахте, разложив вокруг себя учебники. Грета сидела в своей любимой позе, свесив ноги с подлокотника кресла. Ингрид принесла из кухни выглаженную красную рубашку.
– Когда тебе надо туда идти?
Густафссон не ответил. Она повторила свой вопрос:
– Когда ты уходишь?
Он поднял глаза:
– В семь. Я уже сто раз говорил. Чего зря болтать!
Ингрид молча пожала
Он придирчиво осмотрел ее.
– Слава богу, успела. И что за дурацкая мысль выбрать красную рубашку?
– А при чем здесь я? Тебе известно, как я к этому отношусь.
– Знаю. Ну и что? Ты ко всему плохо относишься. Тебе не нравится, как я зарабатываю деньги, не нравится, что я не в тюрьме, я вообще тебе не нравлюсь.
– Это неправда!
– запротестовала Ингрид.
– Думаешь, я ничего не чувствую?
– вдруг взорвался он. Думаешь, если у меня шкура стала зеленой, так уж и нервов нет? Да у меня каждый нерв напряжен, вот-вот лопнет!
– Папа, милый, ну перестань!
– Грета с сердитым видом встала и подошла к окну.
– Еще бы не милый! Вы только посмотрите, что я сделал с собой, чтобы быть вместе с вами. А вы...
Ингрид застыла у двери. "Надо переменить тему разговора, - подумала она.
– Он всегда все сводит к этому". Она повернулась к Уве:
– Ты еще не говорил, как у тебя прошла контрольная по математике.
– Думаю, хорошо. Решил восемь примеров из девяти.
– А девятый?
– Я и его решил. Но восемь-то у меня решены правильно, это уже известно. А в девятом примере такой же ответ, как у меня, еще только у двоих. Вообще все девять примеров решили семь человек из всего класса.
– Хоть бы ты решил его правильно, - с надеждой сказала Ингрид.
– Отрадно, что хоть у одного из нас такие успехи, - кисло заметил Густафссон.
– Как там ребята, говорят что-нибудь про меня?
– спросил он у Уве.
– Да, наверно.
– Наверно?
– Ну, говорят, если тебе так хочется.
– Ясно. Из тебя сегодня слова не вытянешь. Что же они говорят? Отвечай!
– Всего я и не знаю, - неохотно ответил Уве.
– Слышал раз на физкультуре. В раздевалке. Ребята не знали, что я там. Кто-то сказал, что у тебя явно не все дома.
– А другие? Давай выкладывай!
– Что ты смешной... глупый... темная личность...
– Как ты смеешь!
– Ты сам спросил. Они смеются над тобой. Над всеми нами.
– Это неправда!
Густафссон встал. Конечно, он не думал, что люди им восхищаются, как внушал ему Пружина. Но все-таки к нему проявляли определенный интерес. Он получал дружеские письма от совершенно незнакомых людей. Густафссон и не подозревал, что перед тем, как отдать ему почту, Ингрид отбирает злобные анонимные письма и выбрасывает их.
– Нет, правда!
– сказала Грета.
Она стояла у окна, повернувшись к нему спиной. Но ему не нужно было видеть ее лицо, чтобы понять, какой безысходной безнадежности полна его дочь.
– И ты туда же!
– возмутился он.
– А сама уверяла меня, что никто ничего не говорит.
– Раньше и не говорили. А теперь говорят, я это чувствую.
– Она всхлипнула и подошла к Ингрид.
– О, мама, мамочка...
– Грета, что с тобой?
Грета не ответила. Уве поднял голову:
– Ну как ты не понимаешь, мама! Это из-за Юнте..
– Юнте - кто это?
– спросил Густафссон.
– Гретин дружок.
– А что с ним?
Уве хотел ответить, но Грета перебила его:
– Замолчи!
Уве закрыл рот, но, подумав, решил пренебречь этим предупреждением. Пусть будет скандал, так даже лучше.
– Он ее бросил.
Ингрид погладила дочь по волосам.
– Бедная девочка...
– Это еще не беда.
– Густафссон попытался замять разговор.
– Одного потеряешь, другого найдешь...
– Да ведь я же тут ни при чем!
– всхлипнула Грета.- Если б я была виновата, это не из-за меня...
– Можешь не стесняться. Говори прямо: из-за меня?
Грета кивнула.
– Вот видишь?
– Уве посыпал рану солью. Густафссон понимал, что все это правда. Но не желал этому верить. "Хотят все свалить на меня, - думал он.
– Уве неправильно решил пример, Грету бросил парень, а виноват один я. Удобно иметь козла отпущения. Я-то у них всегда под рукой".
Это было так обидно, что у него сдавило горло.
– Да ведь я так поступил, чтобы не расставаться с вами! вырвалось у него.
Уве встал:
– Мы тебя об этом не просили.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Не просили так поступать. Лучше б ты там остался. Сейчас бы люди болтали о чем-нибудь другом.
– Не забывайся!
– Густафссон замахнулся.
– Можешь меня ударить, пожалуйста.
С упрямым видом сын смотрел ему в глаза. Но не его взгляд заставил Густафссона опустить руку, а чувство беспросветной тоски, он сам не знал, чего хочет, и не понимал, что ему следует делать.
– Убирайся!
– заорал он на Уве.
– Ступай прочь! Видеть тебя не желаю. Нет, нет, не туда!
– Он увидел, что Уве собрал свои книги и направился с ними на кухню.
– Не хочу видеть тебя в доме, пока я не ушел!
Уве молча унес книги в свою комнату, потом они услыхали, как он в передней надевает куртку. Наступило мучительное молчание.
– Я тоже ухожу!
– вдруг сказала Грета.
– Пожалуйста!
– Густафссон задохнулся от горечи.
– Никто тебя не держит.