Цвет ночи
Шрифт:
– Так ты, значит, говорила и обо мне, когда я ушёл?
– Ты знаешь, о чём я, – возразила дракониха. – О том, что Алексей всегда ставил нас на последнее место и когда требовалось его участие делал вид, как сейчас, что преподносит величайшее одолжение, а мы – чокнутые неблагополучные родственники – отвлекаем от его собственной счастливой жизни.
Ян вздохнул. Теперь молчал и не возражал ей. Остальные словно не вслушивались в их разговор. И цмок лишь повторил, завершая на нейтральной ноте небольшую перепалку:
– Если захочет, он приедет.
Алексей, отметила про себя я. Ещё одно новое имя, ещё
Отвечая на мой вопрос о походе в ад, Валентина назвала не всех. Машинально повернувшись к Константину, я почти спросила его вслух о том, не останется ли он здесь, со всеми своими костамахами? Разве он никуда не пойдёт?
– Между прочим, меня единственного во всех мирах не могут расщепить, – произнёс он после того, как молчал весь вечер.
Его лицо выглядело суровым, а интонация – требовательной.
– Да, – согласился Ян, а затем бескомпромиссно добавил: – Именно поэтому ты и останешься. Ведь ты сам можешь убить там кого-нибудь, кого убивать не нужно. Не стоит создавать лишних… неудобств.
Константин напряжённо раздумывал.
Не знаю, откуда я взяла смелость, но, ещё раз повернувшись к нему, я спросила:
– Если тебя не могут расщепить, значит, ты обладаешь неограниченной силой?
Удивлённые глаза Константина вперились в меня. Кажется, он тоже не ожидал, что я когда-нибудь заговорю с ним первой.
– Нет, – коротко ответил он, и пояснил: – В бою меня не смогут одолеть, но я успею победить не столь многих, как хотелось бы, пока мои силы не иссякнут. Тогда я стану бесполезен.
В таком случае, кого имел в виду Ян, говоря, что Константин может кого-то расщепить? Он имел в виду кого-то конкретного?
Этого я уже не спросила. Разговоры о войнах, богах, создании Вселенной и всего сущего, о Тьме и проклятиях утомили меня. Застолье длилось уже не один час, и хоть я, наконец, была сыта и согрета, я тем не менее ощущала себя не хорошо: ни то густой воздух нави, вязкий и влажный, в котором казалось было слишком мало кислорода так действовал на меня, ни то я поспала слишком мало за ночь. Валентина быстро сменила тему, начав расспрашивать Яна о том, чем он занимался всё это время в порубежном мире, пока отсутствовал, и он принялся ей рассказывать, в красках и деталях, описывая мой мир и нашу жизнь, однако, чаще, чем нужно, украдкой поглядывая на меня. Спустя полчаса, он всё же начал закругляться, отчётливо распознавая на моём лице усталость, а в позе – слабость. Когда он предложил отвести меня обратно в комнату, чтобы я прилегла – я не раздумывая, согласилась. Напоследок Ян попросил Барбару вскоре снова наведаться в явь.
4.Алая река
Мы покинули столовую и двигались по замку, минуя многочисленные, сменяющие друг друга просторные залы. Молча, не говоря друг другу ни слова, просто шли, в обволакивающей продолжительной тишине, прерывающейся лишь скрипом паркета от наших шагов, хлопаньем маленьких белых крыльев, и дыханиями – моего, Кинельгана, Яна и костомах, наводняющих коридоры.
Минуя зеркала, из отражения которых перед ужином вынырнула Барбара, напугав меня, я отметила, что теперь даже не съёжилась, твёрдо осознавая, что мне уже ничто не угрожает. А ещё – на страх у меня не осталось сил. Не слишком проворно переставляя ноги, я плелась за Яном: от физического изнурения, внезапно нахлынувшего на меня, просто не могла идти быстрее. На ум пришло, что скорее всего, мне удалось поспать всего несколько часов, и потому бодрость, которую я ощутила при пробуждении, так быстро иссякла.
Внезапно почувствовался толчок – пол под ногами покачнулся, словно замок настигло землетрясение; на несколько секунд у меня закружилась голова. Я ни то запуталась в полах платья, ни то споткнулась о ковёр, и чуть подалась вперёд всем телом – рука Яна коснулась меня, поддерживая, хоть я и восстановила равновесие самостоятельно.
– Чем дольше ты пребываешь в нави, – сказал он, – тем сильнее тебе будет становиться хуже. Это место не для людей – оно высасывает резервы твоего организма.
Моей ладони он не отпустил, и теперь наши плечи дотрагивались друг до друга, а пальцы переплетались. Подобная близость с ним стала для меня привычной за столько лет, и я не спешила отстраниться. Драконье тепло, исходящее от его кожи, окутывало меня, словно тёплое невидимое облако. И чувство спокойствия и уверенности разливалось по телу.
Вскоре мы очутились в месте, похожем на рабочий кабинет. В нём была приоткрыта дверь в соседнее помещение – напоминающее бывшие покои князя. Ян медленно подвёл меня к тёмно-коричневому дивану, и пальцы дракона отпустили мои. Он велел мне присесть на старинную кожаную мебель, а сам замер напротив, стоя впритык ко мне, возвышаясь скалой, упёршись взглядом в моё лицо.
Мы по-прежнему молчали. Я с любопытством смотрела на него снизу вверх. Точно не знала, зачем он меня сюда привёл и не понимала, что выражают его глаза. Замечала только то, что его внимание привлекла моя царапина, протянутая красной воспалённой нитью по всей левой скуле. Иногда я забывала о её наличии, иногда вспоминала, когда она начинала пульсировать, как сейчас. Когда Ян протянул ладонь и коснулся моей щеки, я вздрогнула. От волны новой несильной боли.
Сощурив глаза, он нахмурился; его вид был немного сердитым.
Позади его спины вдруг послышался скрежет – Кинли взобрался на письменный стол и, поддевая носом оставленные там книги, принялся перемещать их, видимо, намереваясь, сбросить на пол.
Когда я снова перевела взгляд на Яна, то заметила, что он рассматривал мою шею. Оторвав указательный палец от царапины, он почти невесомо, едва касаясь кожи повёл им, словно по дорожке – к челюсти. Затем его прикосновение спустилось ниже – на шею, и плавно скользнуло под волосы, отбросив их в сторону. И я догадалась, что там – похоже, проявился ещё один из синяков. Вероятно, он уходил к руке, потому что Ян одним точным движением спустил рукав платья с моего левого плеча, обнажив его. Я ощутила холод на оголённом месте, где только что была одежда.
Кабинет наполнился внезапным грохотом – одна из книг, не без помощи Кинли, рухнула со стола.
– Я должен был позаботиться об этом раньше, – вымолвил он. – Я всё время упускаю из внимания, какая ты хрупкая.
В ту же секунду он резко отпрянул и направился к письменному столу. Оставив нетронутыми разбросанные там в небрежности книги и свитки, он что-то поискал в ящиках стола и вернулся ко мне, принеся с собой две стеклянные баночки с прозрачной жидкостью внутри.
Я продолжала всё так же сидеть на диване; величественно возвышаясь надо мной, он протянул мне обе небольших ёмкости. Следуя его указаниям, я поднесла к губам сперва одну, затем – другую, делая всего по глотку содержимого, напоминающего обычную воду.