Цвет ночи
Шрифт:
– Я пойму, если теперь ты должен оставить меня. Я приму, если ты должен это сделать.
Он очнулся, как от затяжного сна. Я увидела в его взгляде даже не возмущение, а секундную растерянность в ответ на мои слова.
– Я никогда тебя не оставлю. Никогда и нигде, ясно?
Сняв мои руки со своих щёк, он теперь сам заключил меня в объятия, сжав чуть сильнее, чем было необходимо.
Мои глаза наполнились слезами, но я не дала им проступить наружу. Прижатая к нему, я утыкалась в его шею, и плакала, но лишь в собственных мыслях. Над всем, что произошло. Гибель моей семьи. Родителей, дяди и тёти. Моих
Мы так и застыли, прижавшись друг к другу на несколько минут. Мне было тепло, и порывы ветра, врывающиеся на балкон, не беспокоили меня. Затем мы всё же разъединились, и когда он отстранялся, я видела вспыхнувшую в нём мимолётную тень искреннего удивления. Я поняла: он учуял мой запах. Её запах. Мяты и сладости корицы. Наверное, было плохой идеей использовать это мыло. Между нами повис не дух Роксоланы, но точно призрачная память о ней. Или же так было даже лучше: дать ему в последний раз ощутить то, что безвозвратно ушло.
Теперь мы оба смотрели вдаль, на огни замковых врат.
– Что теперь будет с Хоросом? – вопросила я, вспоминая о ещё одной своей скорби. Мне было жаль, что ничего не удалось сделать – никак не помешать Дивии забрать его. Хорос был добр к нам и хотел помочь.
– Дивия не причинит ему серьёзного вреда. Всё-таки он её родной брат. А когда мы её скуём, Хорос станет свободен.
Его слова немного утешали.
Затем Ян повернулся ко мне и, не меняя мягкости тона, произнёс:
– Ты рассказала Валентине о Роксолане, видя её впервые. Не стоит так просто доверять всем подряд.
Опешив, я нахмурилась, и словно напомнила ему и заодно постаралась оправдать себя:
– Она твоя сестра.
И не пытаясь пока что выведать причины их переменчивых холодно-тёплых отношений, для которых было не время и не место, я немного увела тему в сторону:
– Её имя. Оно похоже на моё.
Валентина. И Алевтина. Я это сразу заметила, но не придала особого значения, потому что его могло и не быть в действительности.
– Совпадение?
– Может да, а может, и нет, – пожал плечами Ян. – Твои родители решали, как тебя назвать. Но, вероятно, кто-то мог дать им совет, а они – его принять.
Он любил её, уверилась я. Он любил свою сестру, и не важно, что именно говорил о ней и как себя вёл. Он был к ней привязан, до этого лишь демонстрируя напоказ, что не склонен к подобным слабостям. Впервые я увидела, чтобы Ян был действительно к кому-то по-настоящему неравнодушен.
– Ты не рассказал бы Валентине сам, – ответила я на его первую фразу, которая, в общем-то, и не была вопросом. – Это могли сделать либо я, либо Гай.
Я слишком хорошо его знала. Он крепко держался за свой беззаботный, ветреный, оптимистичный образ.
Как будто всегда должен был быть в форме.
Ян согласно кивнул и замолчал, ни то благодаря меня, ни то просто соглашаясь.
Снова приблизившись ко мне вплотную, он покрыл рукой моё плечо и приобнял. Я вдруг ощутила тонкий, едва уловимый запах, который почему-то не замечала ранее. То, как пахло от него: лесом, скорее – свежей хвоей и дымом костров, которые он жёг на руинах усыпальницы. Хотя он успел вымыться и переодеться, кожа всё равно хранила следы того, где он побывал. Или от него всегда так пахло, а я просто не обращала внимания? Может, это следы того, не где он был, а кем был?
– Не хочешь поспать? – вопросил он.
– Как будто нет, – шепнула я.
– Тебе надо отдохнуть, – всё равно велел он.
– Я уже не знаю, в какой я реальности. Я почти ничего не чувствую, – призналась я.
– Потому что ты устала.
Я снова прислонила голову к его плечу, уткнувшись в его камзол лбом. И протяжно вздохнула.
– Что если это всё из-за меня, Ян?
Если бы я не спела с друзьями на берегу озера ту дурацкую песню, истинно являющуюся проклятием Яна, отобравшим на время его силу, то у него хватило бы времени и возможностей учуять волков раньше, успеть спасти Кристину, и меня саму. И даже, если бы повезло – всю мою оставшуюся семью. Мои родители были бы живы.
– Или из-за меня?
А он, подумала я, считал, что ему вовсе не стоило уезжать и покидать нас надолго. Если бы весь наш дом и участок хранили частицы магии древнего цмока – волки бы не сунулись к нам.
Нам было больно. Обоим. Мы одновременно обняли друг друга, обвив руками. Он склонил голову к моей, и теперь мы чувствовали дыхания друг друга. Что-то не давало нам расстаться этой ночью. Что-то удерживало нас, невидимые силы сковывали, диктуя держаться рядом. Мне, правда, не хотелось его никуда отпускать. Я была не уверена, что смогу уснуть сейчас, хотя и очень устала. Я была истощена.
Но, внезапно, Ян сам отрешился от меня и отшагнул назад.
Я понимала, что это означало. Он был драконом. Цмоком. Мы были почти что родными, но бесконечно разными. В одно и то же время я была ему и своей, и чужой. Хоть он и любил меня. Но место, где мы находились – ясно показывало, что мы – из разных миров, противопоставленных друг другу. Взаимоисключающих друг друга.
У меня уже не возникало сомнений в том, кто он на самом деле. Величественный древний дракон-цмок из легенд? Да, но это был не предел. Не вся картина. Не называя ни вслух, ни даже про себя того, что для меня открылось благодаря синим искрам пепла, вздымающегося в небо и рассказам Гая, умалчивая об этом перед самой собой, я всё ещё могла воображать, что он прежний, кем был для меня восемнадцать лет. И что прежними являются и наши отношения.
Я знала, что он нечто большее, чем мне представлялся все прошедшие годы, просто утаивала это от себя. Возможно, поняла суть даже раньше, чем узрела пепел – когда только услышала о том, что Дивия – его тётя. Когда та в первый раз назвала его племянником. Дальние они были или близкие родственники: разницы – никакой. Он – потомок богов. И теперь я была без сомнений убеждена, что он тоже им являлся.
Я сделала глубокий судорожный вдох, когда в полуметре от нас оглушительно лязгнули перила, и с грохотом на них приземлилось нечто чёрное, величиной с человеческого ребёнка, машущее крыльями.