Цвет сакуры красный
Шрифт:
— Вот те, деушка, адрес твой. Ступай, — говорит, — зови свою тетку. А Козельцову передай, что довез тебя аккуратно, и заздря он мне замечания делает за неаккуратную езду. И вовсе это оговор выходит.
Сказал так и — фр-р-р! Только я его и видела. Стою и думаю: где ж это я милицейского Васю Козельцова найду, чтобы все ему обсказать? Пока думала — тетенька Матрена вышла. Меня увидала, руками всплеснула, и меня за рукав — цоп! Нечего, мол, тут стоять, племянница дорогая, а пойдем-ка в дом. Порывалась меня покормить, а я отнекиваться: после чаю с баранками вовсе есть неохота.
— Ну, когда так, — говорит тетенька, —
А работы там, работы-то… Почитай, вовсе и нету! Так, тряпкой по углам промахнуть, помочь обед сгоношить: картошки там начистить, морковки порезать, лучку. Тетенька Матрена мне все показыват-обсказыват: это, мол, примус, и разжигать его так, а чистить — от так. Лампа ликтрическа, и зажигать от так, а тушить — так. Это вот — пианина, и с ее только пыль смахнуть, а больше — ни-ни. Спортишь, говорит, звуку хорошего не станет…
Хозяйке своей меня показала, та только носом покрутила: ну, мол, племянница, так и что? Тетенька им вроде как напоминает: вы же, мол, поспособствовать обещались, нет? А хозяйка в ответ: обещали, и слово свое помним, а только без супруга она ничего сама не решат. Ну, тетенька кивнули, и снова мы за дела да за разговор. Так до вечера между делами и пробалакали. А ввечеру приходит хозяин: важнеющий такой, ровно барин. Посмотрел на меня, да и давай супружницу свою подзывать и расспрашивать: как, мол, девушка? Хороша ли помощница? Тетенька меня нахваливать принялась, равно сватам, а хозяйка только головой покачали: ну, говорит, недурно.
Тем же вечером тетенька мне и обсказала: место для меня нашли. У инженера вдового, да сына его.
— Зарабатывают оба — страсть каки денжишши! Наш-то, — тетенька головой эдак на хозяйские комнаты обозначила, — все ах, да ох: как ентот Всеволод Николаевич все на службе-то оборачиват! И сын евойный — вовсе молодой, а ужо мастер. А мастер, Груша, это ну как навроде десятника. А дом у них вовсе не обихожен, потому как без руки хозяйкиной.
Ночевать меня в ту ночь у тетеньки оставили, на лавке. А по утру сам тетенькин хозяин, да и с супругою меня к этому месту повели.
Только я на порог — дверь распахнулась. Стоят двое, друг на дружку похожи. Сразу видать: одна кровь. Только тот, что постарше — вовсе бритый, а который помладше — повыше ростом да статью потоньше.
Хозяин с супружницей все им обсказали, они меня в дом приглашают. Сговорились враз: тридцать рублев да харчи. Тетенька потом как узнали — обзавидовались. Ей-то только два червонца в месяц плотют, а она уж который год в людях горе мыкает.
Зашла я к ним на кухню… Матушки-заступницы! А в кухне-то и нет ничего! Ни чугунка, ни горшка, ни миски. Стоят три кружки, да два стакана. Да шматок сала в чистую тряпицу обернутый. Я оглядеться не успела — хозяева чай пить кличут. Положили на стол фунтик с леденцами, фунтик с сахаром, колотым да в кружку проволовку какую-то спустили. И вот чудеса: огня нет, а в кружке вода ключом кипит!
В той же кружке чай заварили, сало ножом напластали, хлеба порушили, а еще в двух кружках кипятка навели. Разлили по стаканам, старший хозяин и говорит:
— Ну, Аграфена Трофимовна, хлеб да соль вам, чай да сахар. Хелпосев[3], как гличане говорят…
Позавтракали, значит, комнату мне хозяева показали, а я им потом и говорю: надоть вам припасов собрать, не то мне вам обед готовить не с
И тут же — ключ мне в руки и — нет их, ровно и не было. Мне б их позвать, обспросить: чаво они на обед-то хочут — куды?! Пока телепалась, выскочила на улицу, ан глядь — улица-то пустая!
Вернулася в дом, да и стала на базар собираться. Известное дело: кто первый пришел, тому и кус медвяный, а кто последний — тому опивок поганый. Сунулась на полочку, да так и села…
Денег там лежит, сколько у нас и в сельсовете, и в лавке отродясь не бывало! Две бумажки лежат по десять червонцев, да две — в три червонца, да пять червонцев, да еще мелкими бумажками и серебром — еще червонца на два. Мне ажно дурно стало, кода такую пропасть деньжищ в руки взяла…
Не стерпела я, побежала со всех ног к тетеньке. Та выслушала меня, головой покивала да и говорит: это, мол, проверяют тебя. Ты, говорит, племянница дорогая, не сумлевайся: денежка у них до самой распоследней копеечки посчитана. Так что в вечеру они с тебя спросят: на что, мол, деньги стратила? Сдачу всю отдай и цены называй честно, а не то выгонят, да еще и ославят.
— А краше того, — говорит тетенька Матрена, — схожу-ка я с тобой на базар самолично. А не то обманут тебя — ты ж цены настоящей не знаешь. А хозяева потом с тебя же спрос учинят: по что, такая-сякая, втридорога купила? А, может, не так все было, а себе ты копеечку в мошну скинула?
Так мы на базар вместе и пошли. Я чугунок купила, чтобы щей наварить, убоинки[4], ведь у них-то, поди, и в пост щи скоромные, при эдаких-то деньжищах, морковки, капустки, лучку, чесночку… А потом решила: что картохи всяко-разно много потребно станет: картошка — она ведь хлебу присошка. И взяла картохи мешок, вовсе небольшой — пуда на два, не боле. Тут уж, смекаю, поясню хозяевам, что картошка — она завсегда в чести.
Еле-еле все донесла, к хозяину дома сходила — дров в долг взяла, плиту растопила и поставила щи варить. Да тут и спохватилась: тетенька рассказывали, что в городе одни щи, пусть и с убоиной — не обед. Надобно им еще чего сготовить. Опять на базар побежала. Думаю, каши им сварю да со скоромным маслом — оченно хороший обед, хоть для города, хоть для какого самого главного: ажно три блюда выходит. Щей похлебают, потом мясо со щей скушают, а там и кашки с маслицем. Чем не хорошо?
Да только на базаре-то и спохватилась: хозяева-то мои небось по-деревенски с одного горшка есть не приучены. Туда-сюда заметалась: надобно ж им миски купить, да и скатерку тож. А то что ж это выходит: денег — прорва, а стол газетами застелили. И тут вдруг наскочила: артельна торговля. Мисы продают знатные, важные, петухами да жар-птицами расписаны. Ох как мне те миски глянулись! Ох, как глянулись! Спросила цену — вовсе недорого. Ну, смекаю, вот за таки-то мисы, хозяева точно благодарить станут. Да тут же и припомнила: ложек-то у их тоже в заводе нет. Купила пяток ложек расписных. Так оно дешевле вышло, да и потом: вдруг придет к ним кто? Здесь поди со своими ложками не ходют…