Цвет страха
Шрифт:
– Я хочу сегодня же убедиться в том, что Смит действительно делает все, что возможно, - заявил он.
– А я хотел бы убедиться в том, что мудрость, которой я наполнил твою глупую белокожую башку, не вытекла наружу через какую-нибудь доселе неизвестную дырку. Никогда еще ты не поддавался моему парализующему прикосновению с такой легкостью. Стыдись. Твоя голова набита никчемными мечтами и желаниями, которые ввергли твой мозг в его прежнее состояние наивной тупости. Того и гляди, ты снова начнешь питаться горелыми пирожками с тухлятиной. Неужели моим глазам суждено лицезреть столь низкое падение? жалобно
– Перестань кривляться, - сказал он.
– Для меня это очень важно.
– Ну да, конечно. Твои корни. Ты должен отыскать свои корни. Уж лучше бы ты родился деревом, которое никогда не расстается со своими корнями и любуется ими всю жизнь напролет. Но ты родился человеком. У тебя нет корней. У тебя есть ноги.
– Чиун бросил взгляд на итальянские туфли ручной работы, в которые был обут Римо.
– Огромные, уродливые, неуклюжие конечности, но, несомненно, ноги. Я говорил тебе это тысячу раз.
– И тем не менее кто-то ведь меня родил, - настаивал ученик.
– Может быть, - лаконично отозвался Чиун.
– И кто-то был моим отцом.
– Вполне вероятно, - признал мастер Синанджу.
– Я хочу узнать, кто эти люди и почему они оставили меня на пороге приюта для сирот.
– Ерунда! Мало тебе знать, что тебя бросили? Представь, что ты поймал попутку, а потом водитель вдруг остановил машину и вышвырнул тебя на обочину. Неужели ты захотел бы посвятить всю свою жизнь поискам этого подонка и выяснению подробностей его биографии?
– Это совсем другое.
– Ничего подобного. Люди, которые произвели тебя на свет, выбросили тебя на помойку, будто сломанную куклу. Можно ли представить себе более грязное и нечестивое деяние?
– Я хочу знать причины их поступка, ведь именно он предопределил мою дальнейшую судьбу. Если бы я не остался сиротой, то, глядишь, не стал бы полицейским, не пошел бы служить в морскую пехоту и не попал бы во Вьетнам. Если бы не Вьетнам, я бы не встретился с Макклири, который прижал меня к ногтю и дал Смиту возможность повесить на меня то убийство. Смит решил, что если я сирота и у меня нет родителей, то мне прямая дорога в КЮРЕ. Подумай сам, как сложилась бы моя жизнь, если бы я не столкнулся со Смитом.
– Но тогда бы ты не повстречал меня.
– Мастер Синанджу бросил на рассерженного ученика выжидательный взгляд. Очень уж многое связывало этих людей.
Римо заколебался.
– Я всего лишь хотел жить как все нормальные люди.
– И обрел жизнь, весьма незаурядную. Доселе ни одному белому человеку не выпадало такого счастья. С тех пор как из туманных пещер вышел первый мастер Синанджу, только мои предки считались достойными изучать это искусство, сияющий источник всех боевых искусств и лучшее из них. Только корейцы, самые совершенные создания, когда-либо населявшие Землю. Ни одного белого. Ты - первый. И ты несчастлив?
– Я не хотел становиться ассасином, не хотел убивать.
Чиун проделал головокружительный пируэт и, внезапно замерев на месте, окинул ученика торжествующим взглядом.
– Ты не просто убийца!
– воскликнул он.
– Ты - воин Дома Синанджу! Лучший
– Я больше не хочу быть убийцей. Я хочу обрести себя.
– Тебе не надо обретать себя, Римо! Отныне ты принадлежишь Синанджу!
– Ты говоришь так, будто я - очередной экземпляр какой-нибудь коллекции.
– Ты - белый мастер Синанджу! Узнав о том, что я взял ученика презренной белой расы и вырастил из него человека, лишь немногим уступающего корейцам, мои предки преисполнились бы гордости...
– Чиун запнулся и добавил: - Впрочем, лишь после того, как перестали бы бранить меня за то, что я понапрасну растратил свой талант. Но времена были трудные, в современном мире достойных клиентов не нашлось, и я был вынужден принимать самые унизительные предложения. Я подобрал белокожего найденыша и сделал из него мастера Синанджу. Мне нет равных!
– Хватит! Я ухожу из КЮРЕ. И не хочу больше быть ни ассасином, ни контрассасином.
– Не смей произносить в моем присутствии эти кошмарные слова!
– Я отправляюсь на поиски родителей. А там будь что будет.
Чиун пронзил его острым взглядом.
– Ты всегда принимал жизнь такой, какая она есть. Стоит ли менять свои взгляды?
Римо промолчал.
– Согласен ли ты поехать со мной в Виргинленд?
– В Виргинию, - поправил Римо.
– Значит, решено.
– Минутку! Я ничего не обещал. Я бастую. К тому же грядет День поминовения павших. Всенародный праздник.
На сей раз Римо успел заметить палец Чиуна, стрелой метнувшийся к его лбу. Он шагнул вперед, как бы подставляя себя парализующему удару, но в самый последний миг пригнулся и с такой ловкостью скользнул в сторону, что мастер Синанджу едва не проткнул ногтем белоснежную стену спальни.
Восстановив равновесие, Чиун сцепил руки и спрятал их в широких рукавах кимоно. На его старческом морщинистом лице мелькнуло удовлетворение.
– Похоже, не все мои уроки прошли даром, - пробормотал он раздумчиво. В голосе его угадывалось нечто вроде отеческой гордости.
Устроившись в кресле самолета, Чиун сказал:
– Слушай внимательно. Нам предстоит подавить внутренний мятеж. Это трудная задача, гораздо труднее, чем остановить войну между народами разных стран.
– По-моему, до новой гражданской войны дело еще не дошло.
Самолет стоял на посадочной полосе бостонского аэропорта "Логан", и пассажиры потихоньку поднимались на борт. В салоне появился толстяк с бакенбардами. На нем была голубая форма союзных войск.
Стюардесса преградила ему путь.
– Сэр, вам придется сдать свое оружие, - сказала она, указывая на кобуру, свисавшую с плеча пассажира.
– Это всего лишь копия старинного пистолета "драгун", - заспорил толстяк, произнося слова с гнусавым акцентом, какого Римо никогда не слышал на улицах - только из уст комедиантов, изображавших жителей Новой Англии. Он заряжается черным порохом и разрешен законом.
– Тем не менее, это огнестрельное оружие, и вы обязаны его сдать.
"Солдат" неохотно отдал ей пистолет вместе с кобурой и портупеей и, помрачнев, протиснулся по узкому проходу и занял кресло по другую сторону от мастеров Синанджу. Золотые пуговицы мундира с трудом сдерживали напор его тучного брюха.