Цвет
Шрифт:
Этот день так и тянулся, нескончаемо долго. Может, он был и не один, но всё это как-то проходило мимо меня. Мы разговаривали с Ильей о чем-то важном в тот момент, но тут же забываемом, едва переходили на другую тему. Он много повидал, и слушать его было интересно. Словно бесконечная сказка, герои которой не могут остановиться и вынуждены идти вперед, к новым приключениям и невероятным происшествиям.
Наверно, я делала что-то и общественно-полезное: никто не лез ко мне с надоедливыми претензиями. Но что — не помнила. Всё ушло на
Маленький слепой паучок размером с каплю дождя неловко выкарабкался из-под дерна, потыкался во все стороны, выбирая путь, и засеменил, прижимаясь брюшком к опавшей листве. Он знал, что опасность грозит отовсюду. И это было единственным знанием, доступным ему. Кроме цели для него не существовало ничего. Он мог только прятаться или бежать вперед, перебирая тонкими гибкими ножками.
Ему был нужен носитель. Попробуй, найди такого, попавшего под золотой дождь. Другие не подходят. Что с того, что они рядом — большие, здоровые? Был бы выбор… Но выбора нет, и надо бежать всё дальше и дальше, на тонкий золотой запах, боясь его потерять. Сколько сменится дней и ночей, когда отыщется нужное существо? Ведь оно должно быть еще и разумным.
Паучок помнил это, но, конечно, не мог сказать, что такое разум. В его памяти всего лишь крепко сидел нужный образ, но и он был обобщенный. А если личные особенности существа не дадут понять — разумно ли оно? Останется одно — погибнуть. И тогда новый лес не скоро взойдет на планете: появление паучков редкость.
Но пока паучок бежал, стремясь к носителю, не заботясь о том, что будет делать, когда найдет его. Сначала найти. Инициация — после. Такова программа. Лес должен расти, а без носителя это невозможно.
Угроз много. Любой может съесть беспечного путешественника. А если не питается такими, как он, — просто раздавить. Нужно уметь выбрать момент. Перебежка. Остановиться. Еще одна — и опять замереть. Ненадолго. Промедление не менее опасно, чем неудержимый бег вперед. Шажок. Прижаться к листу. Притвориться невидимым. Потом рвануть изо всех сил, со всех своих восьми ножек, чтобы проскочить. Юркнуть в щель, затаиться, переждать. И снова бежать.
Запах всё сильнее. Он совершенно другой, легко узнаваемый. Не острый колючий запах опасности, не тягостный заунывный необратимости, не едкий ядовитый любопытства. Он как теплое пламя, к которому тянешься, чтобы согреться в холодную пору, но не обжигающий. Теплый, родной.
Дурманящий запах золотого дождя. Он тянет к себе, заставляет забыть об опасности. Быстрее, быстрее, добежать и вкусить сладостного нектара — крови разумного существа, насыщенной золотыми каплями. Десять шажков, два, один…
— Ай! — вскрикнула Хельга. — Кусается.
— Первый раз, что ли? — меланхолично ответил Илья. — У вас тут всё кусается и не боится сдохнуть от несовместимости белков.
— Почему-то кусают именно меня! — возмутилась девушка. — Тебя, почему-то, никто не трогает.
— Это потому что я ядовитый, — усмехнулся Илья и перевернулся на спину. — Это любому неразумному существу понятно и без пробы. А ты — весьма аппетитное создание, отведать которое стремится каждый.
— Ну, тебя! — скуксилась Хельга и почесала укушенное место. — Болит. И чешется.
— Сейчас инфекцию занесешь: поселится в ранке микоид и прорастешь поганками. Если уже не.
Хельга быстро вскочила и побежала к аптечке, чтобы обеззаразить ранку. Мазнула антисептиком и заодно проверила — кто ее укусил и что вредного занес в организм.
— Надо же! «Неизвестный вид… Дешифровке не поддается… Используйте стандартные меры безопасности…» Ничего себе советы!
— Плюнь. Почувствуешь себя плохо, тогда и будешь лечиться.
— Тебе хорошо — ты не болеешь. А я вот раньше каждый год болела.
— Здесь тоже?
Хельга подумала и, чуть запнувшись, признала:
— Нет. Как здесь живу — ни одной болячки.
— Вот видишь. Значит, и не заболеешь.
— Это потому, что меня всякой гадостью перед посадкой накачали! А то бы точно слегла.
— Тебе именно это надо? Болеть неизвестно чем, и чтоб врачи вокруг тебя бегали и не могли поставить диагноз? Оказаться в центре внимания?
Хельга смутилась.
— Что, другие не хотят? Может, потому и не хотят, что им достаточно. И внимания, и признания, и почета с уважением. А у меня нет ничего. Мать я вообще не помню. А отец и раньше одной работой занимался, и теперь. Нет у меня никого.
Она сидела, подтянув колени к подбородку, обхватив их руками и уперев подбородок. Девушка выглядела глубоко несчастной. Илья приподнялся. Вдруг ему удастся что-нибудь изменить в ее жизни? Приоткрыть створку, в которую залетит маленькая птичка счастья?
— Пойдем на берег, — сказал он.
Хельга устало вздохнула и пошла за единственным человеком, с которым она свободно могла поговорить на Фейне.
8. Фейн
По мелководью, со стороны леса, размашисто шагала невысокая женщина в черном комбинезоне. Каждый шаг ее поднимал тучу брызг, которые оседали на одежде. Темные волосы растрепались. Заходящее низкое солнце, светившее ей в лицо, не могло смягчить бледность кожи.
Она не обращала внимания ни на облако насекомых, маленьким смерчем крутившемся над ее головой, ни на орнитоидов, с довольными криками пожирающих даровую пищу, ни на двух людей, стоящих у нее на пути.
Вероятно, солнце слепило ее, потому что женщина остановилась, не дойдя лишь одного шага до пары. Она мрачно осмотрела обоих и сказала обвиняющим тоном:
— Ах, вот ты где?
— Ну, да… — Илья стал прятать глаза.
— Что, с девушками развлекаемся?
— Ты откуда здесь, Шандар?