Цвет
Шрифт:
Я кивнул учителю, поднялся и пошел к выходу. И услышал в спину:
— Подожди меня в саду — соберусь.
Как все любят всякую таинственность напускать. Неужели сложно без обиняков ответить на элементарный вопрос? Ну, забыл, допустим, что-нибудь — понятно, с кем не бывает. Я вот тоже не всё помню, что двадцать лет назад было.
В вышедшем из дома подтянутом, переодевшемся в униформу мужчине с трудом узнавался бывший учитель. Он запер дверь, резко мотнул головой, приглашая идти за ним, и, не оборачиваясь, направился в сторону биостанции.
К биостанции мы подошли не то, чтобы тайно, но с противоположной от главного входа стороны. На мой недоуменный взгляд Виктор Степанович ответил:
— Тут следят меньше. Служебный вход, всё-таки. Да и пройти легче, куда нам надо.
— Вам виднее, — обреченно выговорил я. Нежелание что-либо делать и беспричинная апатия навалились на меня. Только целеустремленность Постникова еще взбадривала. Но чувствовалось, что это ненадолго. Голос Виктора Степановича глухо бубнил, словно сквозь одеяло, все предметы выглядели слегка размытыми, а некоторые даже раздваивались. Веки разлеплялись с трудом. Вот остановлюсь, прислонюсь к стеночке, глаза закрою и спать…
Жесткий удар локтем в бок на секунду привел меня в чувство.
— Фильтры вставь, — учитель подал мне два мягких пористых шарика. — Ой, как мне это не нравится. Подожди здесь — я переговорю кое с кем.
Я остался один в длинном коридоре, в который непонятно как и когда попал, с фильтрами в носу и с полным непониманием происходящего. Заболела голова, и захотелось присесть. Я поискал на что, но коридор был пуст, даже стандартных мусоропоглотителей не стояло.
Вот же ученые! О простых людях совсем не думают. С другой стороны — здесь посторонних и не должно быть. Наверняка для своих в каждой комнате и стулья есть, и кресла, и лежанки какие-нибудь. Сейчас зайдем и попользуемся…
Не получилось.
Из-за двери буквально выскочил взъерошенный Постников, сжимая в кулаке специфический ключ. Коротко и неожиданно рявкнула сирена, и поперек коридора развернулся вирт-экран, высвечивая надпись на пурпурно-красном фоне: «Биологическая опасность первой степени».
Виктор Степанович долго смотрел на надпись. Морщился, вчитываясь в слова, хотя там и читать-то было нечего.
Нет, не мог учитель растеряться — не таков он.
— Что происходит?
— Ты же видишь. Тревогу объявили. Биологическую. Первой степени.
— Это что значит?
— Герметизация на неопределенный срок — до устранения опасности.
— Что за опасность? — я упрямо задавал вопросы, всё еще не понимая, почему Виктор Степанович так побледнел.
— Не скажут… Пошли, — Постников потянул меня за рукав.
— Но куда? — я остался на месте.
— Эти молодые кретины не понимают, с чем им придется столкнуться. Секретность, видишь ли. А если еще их опыты удачны — то вообще не знаю, что будет, — Виктор Степанович чуть подумал. — Да, наверняка удачны. Иначе она б не вырвалась. Либо кто-то сознательно открыл ячейку.
— Да кто она?!
— Увидишь, — криво усмехнулся Постников. — Если доживешь, — и мрачно хохотнул.
Он целеустремленно и быстро двинулся куда-то к центру станции. Я поспешил за ним — остаться один на один с неизвестной опасностью мне не улыбалось.
— Мы куда?
— Самое опасное место — около боксов, — сказал мне Виктор Степанович, не оборачиваясь.
— А где это?
— Дойдем — увидишь.
— Это что — мы прямо туда идем?! Не понял…
— Ты много чего не понимаешь, Илья. Это временно.
Все коридоры биологической станции, когда мы проходили по ним, были пусты.
— Прячутся. Смешные, — прокомментировал Постников.
Я злился на учителя, на губернатора, на Пашку, подсунувшему мне машину времени, на неизвестную опасность, о которой мне даже не положено знать. На себя, в конце концов.
— Скоро еще?
— Дошли. Секретная лаборатория внутри обычной биологической станции. Ловко устроились… Ну, что, заходи, гостем будешь, — Виктор Степанович приложил к кодовому замку добытый ключ и с силой потянул на себя высокую металлическую дверь. Махнул рукой, и я проскользнул вслед за ним.
Огромной высоты и ширины стеклянная стена, разделенная на ячейки узенькими синими полосками. Приглядевшись, я заметил, что каждая ячейка уходит вглубь, и внутри что-то находится. Сделав несколько шагов ближе к стене, я смог прочитать одну из маленьких табличек, прилепленных в нижнем углу ячеек: «Шандар. Поколение 5. Ген. мод. 14».
Я оглянулся на Постникова. Он с ненавистью смотрел на ячейки, перебегая глазами от одной к другой, наклонившись вперед и сжимая кулаки. Если бы мог, учитель наверняка бросился к стене и попытался разбить ее кулаками. Совершенно бессмысленное занятие — наверняка стоит мощная защита, а стеклопласт, к тому же, весьма прочный материал.
— Смотри, — сказал Постников, — верхняя ячейка пуста. Она действительно вырвалась из бокса.
На мой взгляд, ячейки не отличались одна от другой. И что там находится внутри каждой, я не понимал: какие-то желеобразные сгустки разных цветов и прозрачности.
— Здесь где-то были демонстрационные записи — сейчас ты всё поймешь, — Виктор Степанович включил вирт-экран, набрал команду и удовлетворенно-зло продолжил. — Сейчас-сейчас.
Изображение замигало, потом выправилось, и сквозь потрескивание я услышал глухой голос:
— Сорок третий год. Семнадцатое число ноль третьего месяца. Это на случай, если картинка будет барахлить. Серега, поверни камеру. Нормально. Это лес. Вернее, то, что от него осталось. Приблизь.
Я видел абсолютно голую песчаную поверхность без малейшего следа растительности. Камера слегка подрагивала — оператор не мог унять дрожь в руках.
— Как видно, пустыня распространяется вширь, — комментатор всё не мог успокоиться.
Да, прямо на глазах вдруг рухнула громадная демантоидовая липа. Упав, она несколько секунд подрожала и исчезла.