Цветок на ветру
Шрифт:
Оливия послушно поднялась, поудобнее взяла ребенка и едва не упала от усталости.
– Отдайте ребенка Лань Куй, – посоветовал Синклер, в глазах которого плескалось сочувствие, неизвестно только – к ней или к старику. – Она уже успела передохнуть.
Оливия протянула младенца матери, оставляя без внимания паническое кудахтанье тетки, возмущенной тем, что доктор Синклер снова задерживает их без особой нужды.
Подбежав к Льюису, Оливия увидела, как он приподнял голову старика. Дыхание ее перехватило. Никого из окружавшей их толпы – ни соотечественников старика, ни тетку, ни леди Глевдсарти – не волновало,
Льюис поднес пузырек к посиневшим губам старика. Веки больного дрогнули.
– Что это? – с любопытством спросила Оливия.
– Настойка наперстянки. Сердечный стимулятор.
– Это спасет его?
– Нет, – покачал головой Льюис, – но поможет добраться до Пекина и умереть с достоинством. Если он скончается здесь, тело будет брошено на растерзание стервятникам. Китайцы придают огромное значение посмертным церемониям.
Он стал что-то говорить рыдающей девушке. Наверное, объяснял, как ухаживать за престарелым родственником.
– Ему нужна тень, – сказал он, обращаясь к Оливии. – Через час солнце поднимется высоко, а в таком состоянии он не сможет продолжать путь.
– А лошадь? Нельзя ли усадить его в седло? – расстроилась Оливия.
Синклер покачал головой.
– Конечно, на горизонте уже виден Пекин, но идти еще не менее двух часов, а ни сестра Анжелика, ни ваша тетя не смогут тащиться пешком по такой жаре.
Нагнувшись, он подхватил истощенного старика на руки.
– Справа, чуть впереди, есть дерево. Я положу его в тени под присмотром внучки и оставлю флягу с водой.
– Но он умрет из-за того, что у него нет лошади! – вскрикнула Оливия и, вскочив, побежала за ним. – Пекин уже недалеко! Наверняка оттуда уже идет помощь! Скоро приведут лошадей, много лошадей! Позвольте мне остаться с ним, пока они не прибудут!
Она хотела сказать еще что-то, но столкнулась с жестким взглядом Синклера.
– И кто, по-вашему, Оливия, пришлет лошадей? Откуда должна прийти помощь, на которую вы надеетесь?
Он впервые назвал ее по имени. Оливия, стараясь заглушить стук сердца, продолжала:
– Сейчас, при свете дня, со стен города увидят беженцев, бредущих к городу. Даже если императрица не пришлет на помощь войска, это сделают сэр Клод или мистер Конгер из американского посольства.
На этот раз в почти черных глазах Льюиса Синклера мелькнуло нечто вроде жалости. Нежное лицо девушки было покрыто пылью. Под глазами синели круги. Стройная фигурка поникла от усталости.
За последние несколько часов она испытала на себе все ужасы нападения «боксеров». Слышала историю сестры Анжелики и Лань Куй. Видела бесконечную вереницу беженцев, едва передвигавших ноги. И все же верила, что о несчастьях этих людей ничего не известно властям. Что дипломаты и военные в любую минуту прискачут сюда, готовые помочь больным и измученным людям.
– Видите ли, Оливия, – мягко пояснил он, – вот уже много дней беженцы стекаются в город. Если бы власти намеревались что-то для них сделать, давно бы отдали такой приказ.
– Но они не могут этого знать! Увидев это, – она жестом обвела дорогу, забитую людьми, мулами и тележками, – они, конечно, позаботились бы о больных и старых.
– О больных и старых китайцах? – сухо уточнил Льюис, стараясь не выказать злости, охватившей его при упоминании о властях, которых нисколько не интересовала судьба китайских христиан.
Оливия уставилась на него, не желая верить, что сказанное им правда, и все же зная, что Синклер никогда не станет ей лгать.
– Филипп, конечно, организовал бы экспедицию! – горячо воскликнула она, вздернув подбородок.
– Филипп?
Во рту у нее внезапно пересохло.
– Мой жених. – Пояснила она, не понимая, почему так трудно дается каждое слово. – Он младший дипломат во французском посольстве.
Льюис молча кивнул и понес старика в тень. Если жених Оливии Харленд хоть немного похож на дипломата, оскорбившего память Жемчужной Луны, вряд ли он хотя бы мимоходом подумает о каких-то крестьянах, стремящихся попасть в город.
Оливия стояла на обочине пыльной дороги и дожидалась Синклера. Ну вот, она все сказала. Он узнал о помолвке. И не выказал ни разочарования, ни досады.
При чем тут досада? Она еще выше вздернула подбородок. Он не влюблен в нее. Он любит жену. Женщину, изменившую течение всей его жизни.
Девушка с грустью смотрела, как Льюис с трогательной нежностью укладывает старика под дерево. Каким сильным он кажется! Резкие черты лица, прямой нос, твердый подбородок…
Он снова что-то втолковывал юной китаянке, и на этот раз в его голосе не звучало и тени привычной резкости. Мягкость к слабым и немощным исходила от его силы. Почему она раньше не видела этого? Почему считала его надменным и спесивым?
Он вернулся к Оливии. На скулах его играли желваки.
– Больше я ничего не могу для него сделать. Когда мы доберемся до Пекина, возможно, удастся собрать добровольцев и вернуться сюда верхом. Если же нет…
Он пожал плечами, и у нее не осталось сомнений в участи старика и ему подобных, если помощь так и не придет.
Решимость пришла на смену ее усталости. До этой минуты Оливия думала только о том, как поскорее оказаться в Пекине. Убедиться, что тете с дядей не грозит опасность. Теперь у нее появилась еще одна причина, по которой следовало как можно скорее добраться до города, – необходимость организовать помощь беженцам.
– Но ведь в беде оказались не только люди на дорогах, верно? – прошептала она, когда они вернулись к своим, и Льюис снова устроил Чен-Ю у себя на спине. – Есть еще миссионеры в ближайших от Пекина миссиях. Вряд ли им уже известно, что «боксеры» продвинулись так далеко на юг. Их нужно предупредить и проводить в город.
Льюис устало кивнул.
– К несчастью, очень немногие жители Пекина отважатся на такой риск. Первым делом нужно потолковать с Моррисоном, пекинским корреспондентом «Таймс». Когда-то он повел экспедицию в Новую Гвинею. Там его бросили с двумя копьями в груди, приняв за мертвого. Он один и безоружный прошел пешком всю Австралию, а потом пробирался от Шанхая к бирманской границе. Он без промедления объедет ближайшие миссии.