Цветок папоротника
Шрифт:
Новое состояние Ульяну будоражило и волновало. Она с трепетом прислушивалась к себе, пытаясь уловить, что несёт для неё новая, только что зародившаяся жизнь, но пока ровным счётом ничего не улавливала. Очень мальчика хотела, чтобы на Гришу был похож. Уж она бы его любила! Заботилась… И Гриша бы оттаял, потянулся душой к сыну. А потом она ещё одного родит… И заживут! Ох, как они заживут!
Но пока в их жизни ничего не изменилось. Оба работали, вечерами ужинали и смотрели телевизор. Гриша стал ласковей, заботливее, часто спрашивал, как она себя чувствует, и Ульяна наконец-то смогла вздохнуть с облегчением:
Как-то под вечер, весной уже, отпросилась с работы, неважно себя почувствовала, решила в магазин прежде зайти, конфет купить. Мать говорила, хорошие конфеты завезли, шоколадные. А конфеты Ульяна любила. И остро вдруг так захотела. Возле магазина машину леспромхозовскую приметила. Приоткрыла дверь в магазинчик, да кошелёк уронила, присела поднять, и вдруг сквозь приоткрытую дверь голоса услышала. Сначала хотела войти, но почему-то замешкалась, продавщица Верка с кем-то беседовала. Голос мужской, басовитый. Воркуют, как голуби, оттого Ульяне неловко стало. Уйти хотела, но услышала то, что заставило её напряжённо вслушаться.
– Вась, а Гришка-то где? Чтой-то он с вами не приехал? По пути вроде… Что в автобусах-то трястись?
– Да некогда ему…
– Заработался, что ли? Посмотрите, какой работящий… – Верка хихикнула. – Прямо любо-дорого посмотреть, не то, что некоторые. Каждую копейку в дом.
– А некоторые, это кто?
– Да хоть и ты… Что это ты в рабочее время болтаешься? Лишь бы с работы слинять…
– Много ты понимаешь, ты что, начальство что ли?
– Да я так, работает, говорю, парень, себя не жалеет.
Теперь засмеялся невидимый Васька.
– Не жалеет, только не там, где ты думаешь…
– Вот как? И где же это? Страсть, как любопытно…
– Не твоё дело, много будешь знать, скоро состаришься…
– Ну, скажи, а я тебе бутылочку достану… Со вчерашнего вечера берегу. Не скажешь – не дам.
– Ох, и вредная же ты баба!
– Сам начал, себя и вини. Я тебя за язык не тянула.
– Да разнесёшь же по всей деревне, как помело!
– Да что ты, Вась, я никому!
– Да чёрт с тобой, у нас всё это знают. Любовница у него, учётчица наша – Маринка. С ней и забавляется.
– Что, прям на работе?
– Нет, у неё дома! На работе, где же ещё.
– Вот тебе и Гришка! Силён мужик! – Верка удивлённо присвистнула.
Вася засопел.
– Только, смотри у меня, никому! Узнаю, убью. Ну, давай твою бутылочку…
Ульяна, боясь что её могут увидеть, отшатнулась от двери. Сердце стучало, как бешеное, каждым ударом отдаваясь в голове. Ульяна пошла домой, не оглядываясь. Любовница. У её мужа любовница. Они и женаты-то всего ничего, а он уже завёл любовницу. Вспомнила его слова – постылая… Вот оно, значит, что… Господи, как же больно…
Дома легла на диван, глаза закрыла. Что делать с этим? Сказать? А вдруг хлопнет дверью и уйдёт? Обрадуется даже, что не нужно врать. Постылая… Ну, нет! Так просто она своего счастья не отдаст. Что же ребёночек, сиротой будет? Только не это… Она промолчит. Будет улыбаться и молчать. Будет ему хорошей женой, усмирит свою ревность, задушит обиду. Нельзя, нельзя сейчас допросы чинить, только хуже будет, чувствовала Ульяна. Поняла: на песке она свой домик выстроила, но и он, этот песчаный домик, ей дорог, и за него она бороться будет. А пока всё про учётчицу разузнает, что да как. Глядишь, всё не так страшно и окажется. Подумаешь, кровь молодая взыграла, чего не бывает… Оправдывала его, но на душе кошки скребли. Не в её характере – прощать.
Муж заявился поздно, и Ульяна горько усмехнулась про себя – знаю, чем занимался, работничек. В дверях прижалась к мужу, вдохнула запах. Нет ли чужого? Нет, ничего не почувствовала, только запах смолы и дерева. Обиду сдержала, на стол накрыла.
– Что это с тобой, Уль, хмурая ты какая-то… неласковая.
– Нездоровиться мне что-то, даже с работы отпросилась. Пойду, лягу.
– Иди, полежи, а я к соседу схожу, он помочь просил.
Ульяна собрала со стола остатки ужина, перемыла посуду, обрадовалась даже, что ушёл. Одной побыть захотелось. Легла в кровать, лежит, а слёзы сами собой по щёкам катятся. Нет счастья. Как не было, так и нет. Всё она сама себе придумала – и про семейное благополучие, и про любовь мужнину. Дурочка, правда, какая дурочка.
Услышала, как дверь хлопнула, вздрогнула. Гриша вошёл в комнату, она спящей притворилась, даже представить страшно было, что он к ней сейчас прикоснётся. Уйти бы куда, да заподозрит ведь неладное. Вытерла слёзы, уткнулась в подушку. Гриша рядом лёг, поворочался и захрапел, дыша лёгким перегаром. Выпил. Понятно, что жена ему не нужна, намилуется на работе, натешится невесть с кем. Но почувствовав рядом знакомое мужнино тело, немного успокоилась. Всё равно та любовь долго не продлиться, краденая она, пугливая, а значит, позорная. Но сколько ждать? А как все узнают? Пальцем на неё показывать станут, за спиной шептаться… А ну, как ещё жалеть начнут. Если Верка знает, так теперь и вся деревня скоро узнает. И ничего ведь не поделаешь теперь, как Верке рот заткнёшь? Эх, Вася, Вася! За бутылку друга продать готов. Во сне Гриша руку на Ульяну положил, прижался. Она притихла, засыпать начала. Утро вечера мудренее.
Про Марину Ульяна осторожно председателя спросила. Так, чтобы не догадался. Он частенько в леспромхоз наведывался по разным делам, почти всех там знал.
– Иван Демьяныч, что там в леспромхозе за учётчица новая?
– Новая? Да вроде старая была в прошлый раз… А что?
– Да так, в магазине бабы болтали, гулящая, мол…
– А ты слушай их больше, баб – о. Да и с каких пор ты сплетнями интересуешься? Не замечал за тобой такого. Марина баба хорошая, добрая. Замужем, между прочим. Это для тех, кто не знает. Муж в соседнем селе работает, механизатором. Нормальная семья. Всё этим бабам надо – кто, где, с кем. Делать, что ли, нечего?
Ульяна уткнулась в бумажки.
– Да я просто спросила. Пришло в голову, и спросила. Думала, новенькая…
– За мужа, что ли переживаешь? Думаешь, уведут? Как я сразу не догадался, дурак старый. – Демьяныч засмеялся. – Не бойся. Гришка твой парень крепкий, на всех хватит.
– Да ну вас, Иван Демьяныч! – Ульяна покраснела.
– Да не обижайся ты, девка! Шутки у меня такие, солдатские. Пора бы привыкнуть. Замужем она, сказал же, замужем.
Ульяна перебирала бумаги. Дура, зачем спросила. Хотя лучше у него, чем у кого-то ещё. Он хоть не скажет, а бабы сразу догадаются, сплетни пойдут. Даже он догадался, хоть и не понял, что к чему.