Цветок папоротника
Шрифт:
– Вот именно, молодая. Ладно, Григорий, это всё на твоей совести. Было, не было, не наше дело. Иди, работай пока.
Гриша нахлобучил кепку на голову и вышел. Как же всё складывается по-дурацки! Одну любил – утонула, другую любил – муж убил. И везде он присутствует. Незримо, как исчадие ада, как дитя Сатаны. К чему ни прикоснётся, всё в прах превращается. Как жить-то теперь? Одна радость – ребёнок у Ульяны будет. Ребёнок, это хорошо, это счастье. Лучше бы сын, но дочка тоже неплохо. Может, тогда душа его отогреется, услышав детский смех?
Домой Гриша
Возле калитки Гриша закурил сигарету, постоял немного, потом зашёл. Ульяна бросилась навстречу.
– Гриша! Ты рано сегодня…
– Не ждала, что ли?
Ульяна смутилась.
– Не привыкла просто… Не балуешь ты меня ранними приходами.
Гриша стянул сапоги.
– Как чувствуешь себя?
– Хорошо. Есть будешь? – Ульяна бросилась накрывать на стол.
Гриша положил ложку в рот, пожевал, не чувствуя вкуса.
– Не хочется что-то… Полежу пойду…
– Случилось что?
– Несчастье у нас в конторе… Марина, учётчица, умерла…
– Умерла?! Такая молодая? Болела, что ли?
– Муж убил. Из ревности.
– Гулящая, что ли?
– Сболтнул кто-то… Не знаю пока… Избил сильно, сердце не выдержало…
– Ах, вон оно что! А я-то думала!
– Что ты-то могла думать?
– Да так, ничего… жалко её, молодая… а ты чего так расстроился?
– Расстроился и расстроился, работали вместе… не лезь…
– Как скажешь. – Ульяна начала убирать со стола.
– Бутылку лучше поставь. Помянуть её хочу…
– Да нет у нас.
– Нет, так сбегай, магазин ещё открыт. Или трудно мужу раз в жизни угодить?
– Сбегаю, – Ульяна накинула кофту.
В магазине она взяла бутылку, вынеся пристальный взгляд Верки.
– Что так на меня смотрите, тётя Вера?
– Да в леспромхозе бабу убили говорят, учётчицу, слышала?
– Слышала, муж сказал.
– Страсти-то какие… за что её?
– Из ревности, муж убил.
– Гуляла, значит… сама напросилась.
Ульяна молчала. Она прекрасно помнила, как заезжий леспромхозовский шофёр рассказывал Верке про связь учётчицы с Гришей. Нехороший взгляд у Верки, ох, нехороший. Небось думает, что Гриша к этой смерти отношение имеет. Разнесёт, стерва, по всей деревне, опозорит. Ульяна взяла водку с прилавка и вышла из магазина.
Гриша смотрел телевизор.
– Что долго так?
– Очередь была.
– Принесла?
Ульяна вынула из сумки бутылку.
– Умница. Выпьешь со мной?
– Нельзя мне…
– Ну, тогда я один. – Гриша опрокинул рюмку в рот, посмаковал, крякнул. Быстро выпил ещё одну.
Ульяна не выдержала, хоть и смолчать собиралась.
– Ты бы не особенно усердствовал, на работу завтра… А то прям, горе какое… Не гуляла бы, так жива была бы…
– А ты у нас вся такая правильная, разумная-благоразумная… всё-то ты знаешь, как надо, как не надо. И совет-то у тебя готов для каждого… Ходите все по струночке, ведите себя прилично… Уйди, тошнит меня от тебя! Лучше не лезь под руку!
– Да, я правильная! По чужим мужьям не бегаю! Хоть Бог ничем не обидел! Захочу, так полдеревни сбежится!
– Вот и захоти! Может, тогда и я хотеть тебя буду. Не обидел её Бог! Обидел… Кроме рожи и кожи и нет у тебя ничего…
От обиды горло у Ульяны перехватило. Выбежала на улицу, побежала к реке. Остыть надо, иначе быть беде. За что он её так топчет? Не любит… не лю-бит. А почему?
Прошлась немного, вдохнула запах воды, ветерок с реки остудил пылающие щёки. Ну и пусть не любит! Её любви на двоих хватит. Вот и полюбовница его сгинула, теперь и деться ему некуда. Что с того, что муж Маринки этой не выдержал да проучил жену? Кто знает, может, она не только с Гришей гуляла. Если она так до мужиков охоча была, это уж не её, Ульяны вина. Через то и пострадала, сердешная. Бог её наказал. Теперь не будет чужих мужей уводить. Нет, не жалко Ульяне Марину. Такую разве нужно жалеть? Разворошит чужое гнездо, натешится всласть, и поминай, как звали. Следующую жертву ищет. Ничего, Бог не Яшка, шельму метит. А Гриша успокоится, сам поймёт, что не прав был. В ноги Ульяне бросится. Увидит, что только она одна и любит его по-настоящему, до смерти… так, что готова за него и в огонь, и в воду… Увидит, и тоже полюбит, не может не полюбить. А иначе как? Как жить, спрашивается? Без надежды, без веры, что за жизнь? Всё наладится.
Ульяна постояла над обрывом, посмотрела на реку. Река, та самая река, которая недавно унесла Галину, лениво и неспешно катила свои воды меж крутых берегов. Ульяне захотелось прыгнуть в тёмную воду, отдаться во власть течения, уплыть с рекой далеко-далеко, стать текучей, как она, слиться с ней и познать её мудрость и умиротворение. Вода внушила ей чувство покоя. «Всё пройдёт, всё пройдёт» – слышится Ульяне в тихом шуме бегущей воды. Она повернула к дому. Пора.
Гриша уже спал, храпел, растянувшись на кровати. Бутылка стояла пустая. Ульяна прибрала всё, помыла посуду, разделась и легла рядом с мужем. Всё пройдёт.
А через неделю пришла беда. Вечером Ульяне плохо стало. Живот схватило, закрутило, в глазах потемнело. Чуть не упала. Гриша переполошился, за врачихой сбегал. Та в скорую позвонила, и Ульяну увезли. В больнице сказали – выкидыш у неё, ребёнка потеряла. Свет померк для Ульяны: что она Грише скажет? Ниточка оборвалась. Тонкая ниточка, что их связывала в последнее время, оборвалась. Может, смолчать? Пока. А там, глядишь, снова забеременеет. Но и тут провидение вмешалось. Гриша в больницу сам приехал, с врачом поговорить, тот ему всё и сказал. А отчего, плечами пожал – бывает…